Подробности Олег Нехаев. Фото автора
Страница 1 из 2
20 лет жил один в тайге. Потом он победил свой страх и вышел к людям. Но теперь все боялись его...
Владимир Чернецкий избрал странный способ борьбы за свою свободу. Если это вообще можно назвать борьбой…. В уходе из привычного мира выражался его протест против бесчеловечности, и в нем же, по его словам, заключалось собственное спасение.
Я искал его долго. В Кабанске, в Турунтаево, в Кике… Случайно нашел в Прибайкальском районе, возле Дикого озера. Рейсовый автобус здесь всегда делает остановку по пути в Баргузин. Спросил без всякой надежды у торговцев семечками и кедровыми орехами: не слышали ли они что-нибудь о Владимире Чернецком? И мне сразу показали на стоящую сбоку женщину: «Вот, она с ним живет…»
Только Вовка навряд ли захочет разговаривать с вами. Нелюдимый он, ни с кем не знается, -поделилась со мной своими сомнениями Наталья, сожительница Чернецкого.
Дом, в котором они живут, – на самом краю деревни. На заборе новенькая табличка «Осторожно. Злая собака». Для таежного селения подобное предупреждение – все равно что оскорбление. Не принято здесь такое…
Больше двадцати лет назад Владимир Чернецкий сбежал из армии. Служил в стройбате под Иркутском. Еще в самом начале, когда был «салагой», его вместе с другими солдатами направили в командировку в Улан-Удэ. От бурятской столицы до его родной Кики – две сотни километров. Старослужащие посчитали, что это почти рядом, и выпроводили Вовку домой за самогонкой.
В деревне прибывшего «на побывку» солдата угощали в каждом доме. И он не отказывался. Когда протрезвел, понял, что стал дезертиром. Добровольно поехал «сдаваться» в райвоенкомат. Там его препроводили в милицию. Оттуда – в комендатуру. Отсидел без всяких приговоров сорок пять суток, пока не прислали за ним офицера из части.
Он ожидал, что его повезут под конвоем. А старший лейтенант, забрав дезертира, настроился «гулять» и предложил Вовке съездить… в Кику. Гостя поили несколько дней. На обратном пути офицер захотел еще «погулять». Теперь пьянка с молодым солдатом продолжилась в одном из поселков на Селенге…
Только недели через две они добрались до части. Вовка не знал, как сопровождавший его офицер истолковал командованию причину такой длительной «задержки». Но «старлея», после объяснений никак не наказали… А Чернецкого сразу же направили в психиатрическую больницу. Такой поворот для него был чудовищным потрясением. Владимир до сих пор с содроганием вспоминает, как шесть «амбалов» в белых халатах пытались заставить его выполнять какие-то медицинские процедуры. И он, молчун по своей натуре, все доказывал и доказывал, что в лечении не нуждается. Что затолкали его в «психушку» по наговору… С ним соглашались и в «воспитательных» целях показывали местного сумасшедшего, который, по словам санитаров, совсем недавно тоже выглядел «бодрячком».
Через полмесяца Вовка вернулся в часть подавленный, но с желанным для него диагнозом: абсолютно нормален. Командир гарнизона прочитал медицинское заключение и с нескрываемым раздражением пообещал, что все равно посадит его до конца службы.
В части царил беспредел. На «точках», где они работали, не было даже намека на дисциплину. Почти все ходили в самоволки. Но на это закрывали глаза. Он тоже «отлучился» - и получил десять суток «губы». Каждый его шаг, как «ненормального солдата», был под особым приглядом. А под конец службы, все тот же командир напомнил ему о своем обещании. Вовку сразу как током пронзило. Решетки «психушки» все еще продолжали сниться ему по ночам. И хотя до демобилизации оставалось чуть больше месяца, он решил бежать.
Ты хотя бы сегодня признаешься себе, что тогда проявил слабость? – спрошу я Владимира, еще не зная всей истории.
Он недоуменно посмотрит на меня и ответит:
В чем слабость?! Отец мне все время говорил: никогда не воруй, не ври, и старайся ни от кого не зависеть… Дед с четырех лет приучал к самостоятельности и отпускал одного в тайгу… Каким вырос – таким и вырос… Может, шибко свободным. Поэтому, как умею, так и защищаюсь. Вреда я никому не принес…
КАК ОТ ГРЕХА
Крадучись, он пробирался к «своей» тайге по зимнему Транссибу. Избегал людных мест. Боялся людей в форме. Был уверен, что его уже везде ищут. Преодолев пешком четыре сотни километров, он наконец свернул с дороги в кедрач и почувствовал облегчение. Дальше начинались безлюдные места и тайга без конца и края. Найти здесь человека практически невозможно, лишь бы самому не потеряться.
Но через какое-то время страх быть пойманным начал его преследовать вновь. Почти три месяца он скитался по байкальским предгорьям, каждый день меняя место ночлега. Спал под открытом небом у костра. А морозы здесь в тридцать-сорок градусов – привычное дело. Но с собой у него не было ни теплой одежды, ни запаса продуктов, ни даже ружья.
Давным-давно в этих местах у эвенков существовал страшный обычай. Зимой, когда от охотников отворачивалась удача и еда была на исходе, старики добровольно покидали стойбище. В тайгу они уходили на верную смерть, но таким образом целый род получал дополнительный шанс на выживание.
У Владимира Чернецкого надежда на спасение была только в нем самом. Дней через десять из найденной проволоки он сделал петли и поймал первого зайца. В заброшенной охотничьей избушке отыскал заржавевший топор.
В январе отпраздновал «новоселье» в маленькой хижине-землянке, срубив ее из вековых сосен.
Единственной пищей у него была приготовленная на огне зайчатина. Ел ее без соли и хлеба. Но случались периоды, когда петли оставались пустыми, и несколько дней подряд на завтрак, обед и ужин у него была только талая вода.
Ни о чем я тогда не мечтал, кроме как о еде, - неохотно вспоминает пережитое Владимир. - Все мысли были только о пропитании. Каждую минуту. Каждый час. Я шел по тайге и падал от бессилия. В зайчатине ведь жира нет. А больше силам взяться было неоткуда…
Ближе к весне, когда кончились спички, он решил спуститься с гор и выйти на трассу. Для обмена взял добытых зайцев. В этом факте – вся его натура. Даже находясь на грани голодной смерти, так и не позволил себе опуститься до попрошайничества.
Изнурительные вылазки по глубокому снегу он предпринимал еще пару раз, пока случайно не столкнулся на трассе со знакомым, который сообщил, что из части прислали его документы о демобилизации. Но его самого как бы в живых уже и не числили.
Только ближе к лету Владимир Чернецкий решил вернуться в свою деревню. Кожа да кости – вот и все, что от него осталось Да еще душа еле теплилась. А по документам, оформленным задним числом, выходило, что проводили его из армии чуть ли не под марш «славянки». Таким образом кто-то из военных снял с себя всю ответственность за бесследно исчезнувшего солдата.
Вовка в тот момент расценил все по-своему:
Я тогда подумал, что есть все-таки, наверное, на земле справедливость. Кто-то разобрался из командования в моей истории и решил все по совести.
Но от власти с тех пор он решил держаться подальше. Как от греха. И начал сильно пить. Но этим в Кике никого не удивишь.
Игорь Павлович НАЗАРОВ, 1938 года рождения, заведующий кафедрой анестезиологии и реаниматологии ФУВ КрасГМА, д.м.н., профессор, академик РАЕН и МАНЭБ, главный анестезиолог-реаниматолог Красноярского края, президент регионарной Ассоциации анестезиологов-реаниматологов, член Президиума и почетный член Всероссийской Федерации анестезиологов-реаниматологов, член Редакционных советов журналов «Вестник интенсивной терапии», «Сибирское медицинское обозрение», «Актуальные вопросы интенсивной терапии». Автор более 1160 печатных работ, 44 монографий, 22 патентов на изобретения по России, свыше 170 рационализаторских предложений. Под его руководством успешно выполнено 34 кандидатских и 4 докторских диссертации. Награжден нагрудным знаком «Почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации», серебряной медалью Ивана Павлова Российской Академии естественных наук «За вклад в развитие медицины и здравоохранения», почетной медалью «Российский император Петр 1» Международной Академии Наук о Природе и Обществе «За заслуги в деле возрождения науки и экономики России». «Почетный профессор» Красноярской государственной медицинской академии. Стаж работы в анестезиологии-реаниматологии 46 лет, врач высшей категории. В течение многих лет посещал и лечил известную семью староверов Лыковых, обосновавшихся в глухой Саянской тайге. Посещал он и староверов северной тайги. Суровая и завораживающая красота природы Красноярского края так же отражена в путевых записках путешественника и врача.
Глава первая
Лыковы и мы
(путевые заметки врача)
В первый раз я посетил семью старообрядцев Лыковых, долгие годы проживших в глухой Саянской тайге в полной изоляции от людей, в октябре 1980 года. В чрезвычайно тяжелых условиях, почти с «голыми руками», они выстояли, выжили. Жизнь поставила жестокий, но очень интересный с многих точек зрения, эксперимент, который еще раз подтвердил огромные возможности и резервы человеческого организма и духа. В то время в семье Лыковых было пять человек. Прошло три года. Из публикаций В. М. Пескова в «Косомольской правде» весь мир узнал о необычной и во многом трагичной судьбе этой семьи. В их жизни за последние годы произошло много перемен. Самое печальное то, что трое из Лыковых (Дмитрий, Саввин и Наталья) быстро, один за другим, скончались. Что произошло? Отчего? Как сохранить жизнь остальных Лыковых? Эти и многие другие вопросы волновали тысячи людей. И вот мы вновь отправляемся к Лыковым, в глухой Саянский уголок - «таежный тупик», как не очень удачно назвал это место Василий Песков. Второе наше пребывание у Лыковых было более продолжительным, чем первое в 1980 году. Оно составило две недели - с 17 по 30 августа 1983 года. О некоторых впечатлениях, вынесенных из этой и последующих экспедиций, и рассказывается в заметках, сделанных мною в пути.
Трагедия в Саянах
13 августа 1983 года. Выехали на поезде из Красноярска до города Абакана. Состав экспедиции: писатель Лев Степанович Черепанов (наш руководитель), художник Эльвира Викторовна Мотакова, врач Николай Михайлович Гудыма и автор этих заметок. В поезде разговор все время возвращался к Лыковым, и нам с Львом Степановичем, уже побывавшим у них в 1980 году, приходится отвечать на многие вопросы наших товарищей. Николая Михайловича, как врача, в первую очередь интересовали медицинские проблемы. Вспоминаю, что в то время меня очень удивил факт не использования Лыковыми в рационе питания поваренной соли. А ведь известно, что хлористый натрий принимает активное участие в жизнеобеспечении, и его недостаток может привести к тяжелейшим сдвигам в организме, вплоть до нарушения психики, потери сознания, острой сердечно-сосудистой недостаточности и гибели человека. Медицинское обследование Лыковых в прошлый раз было затруднено нашим коротким пребыванием у них (два дня) и, конечно, тем, что их вера (старообрядничество) резко ограничивает контакт с «мирскими» людьми. Поэтому те методы исследования, которые обычно применяют врачи (пальпация, перкуссия, аускультация, не говоря уже об инструментальных методах и взятии анализов крови и мочи), были не применимы в данной обстановке. Пришлось ограничиться чисто внешним восприятием и выяснением анамнеза (история жизни и болезни). В то время семья Лыковых состояла из пяти человек: отец - Карп Осипович, 84 лет; сыновья - Саввин, 55 лет; Дмитрий, 44 года и дочери - Наталья, 50 лет и Агафья, 39 лет. Этот возраст был записан мною со слов самих Лыковых. По внешнему же виду все они выглядели на 10–15 лет моложе. Рост у всех ниже среднего: самый высокий - Карп Осипович (примерно 156–158 см), самая низкая - Агафья (148–149 см). Телосложение правильное, пропорциональное, каких либо врожденных и приобретенных уродств и дефектов не определялось. Отмечалась быстрая подвижность и повышенная эластичность движений всех Лыковых (как гимнастов или акробатов). Например, Карп Осипович в его солидном возрасте свободно доставал с земли упавший предмет, не сгибая ноги в коленях. Походка у всех свободная, раскованная, несколько (особенно у дочерей) семенящая: вероятно, так легче ходить по горам, среди которых они живут. Клинических признаков гипонатриемии (пониженного содержания натрия), которую можно было предположить, учитывая отсутствия в диете поваренной соли, не отмечалось. Передние зубы у всех Лыковых были сохранены, на них - отложение камней (чистить зубы у них привычки не было). Речь у Карпа Осиповича правильная, понятная, у остальных Лыковых речевая артикуляция несколько нарушена, что связано не с наличием каких-либо дефектов челюстно-лицевого и дыхательного аппаратов, а, вероятно, с отсутствием большой разговорной практики и длительным чтением молитв в определенном стиле и ритме. В психическом состоянии Лыковых отклонений не отмечалось. Они уравновешены, приветливы, доброжелательны, разговорчивы, любознательны, рассуждают логично. Непосредственны, как дети (за исключением Карпа Осиповича), смешливы (особенно Дмитрий и Агафья). Память у всех хорошая, особенно у Агафьи. Отмечается хорошая приспособленность Лыковых к суровым условиям сибирской тайги. При нас они ходили босиком при температуре -3–5 С, свободно чувствовали себя при этой температуре в легкой одежде из конопляной ткани, копали картошку голыми руками из-под снега.
Из рассказов выяснено, что Лыковы болели в основном от травм и «надсады», иногда бывали «нарывы» (вероятно, связанные с повреждением кожи и загрязнением) и «простуды», болели зубы. Лечатся Лыковы травами: живолозник (жимолость), черника - «от живота», брусничник - «от головы», крапива - «от надсады и ударов», подорожник и «желтоцвет» - «от нарывов».
Физическая тренированность и выносливость у Лыковых высокая. Об этом свидетельствует огромный объем работы, проделываемый ими, и отдельные наши наблюдения. Так, например, когда Карп Осипович сопровождал нас из нижней избы в верхнюю - дорога шла почти все время в крутую гору - он свободно разговаривал, тогда как участники нашей экспедиции обливались потом (при минусовой температуре воздуха) и из-за одышки не могли произнести ни слова.
Питались Лыковы дважды в сутки, принимая довольно много пищи за один раз. Пища их обычно состояла из картошки, вареной «в мундирах», похлебки из горстки пшеницы, репы и нечищеной картошки. Рыбу (хариус) употребляли нечасто, вареную и сушеную; мясо очень редко (когда в ловчую яму удавалось поймать марала или лося). Широко применяли кедровый орех в натуральном виде или кедровый сок - толченый кедровый орех с водой. Хлеб - смесь муки и толченой картошки. Чай не пили, воду употребляли не кипяченую. Табак и спиртные напитки у них не в ходу - под запретом. Бани не имеют, мыла не знают, лишь иногда споласкивают руки водой (больше чисто символически).
Менять свой образ жизни он не собирается. В 56 километрах от Тюмени в Ялуторовском районе живет Виктор Бобок. В лесу, между болотами и озерами когда-то обитали сборщики живицы - сосновой смолы, от артели которых осталась пара развалившихся бараков. Чуть позже это место облюбовали охотники.
Рядом с артелью они построили свой кордон, где смотрителем устроился Виктор Бобок. Со временем и это хозяйство пришло в запустение. А Виктор так и остался здесь жить - без электроэнергии, средств связи и вдали от цивилизации. Менять свой образ жизни он не собирается.
Нежданные гости
До дома Виктора Бобка просто так не добраться. Провожатым стал рыбак и охотник Виталий. «Знакомые охотники говорят, он неделю пьет. Вряд ли сможет с нами поговорить, но попробовать стоит. Если испортится, потом долго к нему не проехать будет», - предупредил Виталий. При въезде в лес еще встречаются дома, редкие грибники, а через несколько километров - никого. И вдруг показывается несколько бесхозных построек.
Виктор никого не ждет у себя: знакомые приезжают без спросу, а те, кто заплутал или заехал по ошибке, узнают дорогу и быстро покидают это место. Время подходило к обеду. В этот день он поздно встал, долго собирался, а когда залез в лодку, чтобы проверить улов и поставить новые сети, приехали нежданные гости. Выбравшись из лодки на шаткий мостик, Виктор сказал: «Кто сюда едет, никогда не спрашивает разрешения».
Он дергает старую дверь - никаких замков, ковриков перед входом или в прихожей его дома. Внутри одна комната с печью и три окна. В углу небольшой, заставленный посудой и заложенный бумагами стол. По стенам — продавленные диваны. За шторкой — неубранная кровать.
Потолок измазан известью. «Пьяное художество», - прокомментировал Виктор.
Во дворе различные хозяйственные постройки, бочки, лавки с тряпками, сети, стол с грязной посудой и баня, капитальная, с комнатами для отдыха, широким предбанником и резным зеркалом. Но Виктор ее не топит. Тут же несколько недостроенных строений, длинный деревянный гараж, который по назначению никогда не использовался, синий вагончик охотников и беседка.
Официально Виктор Бобок работает смотрителем, следит за домом и двумя озерами. В месяц получает восемь тысяч наличными. Еще восемь тысяч рублей пенсии переводят ему на пластиковую карту. Из собственности у него несколько пакетов вещей. Ему 69 лет и почти сорок из них он живет в лесу. По началу выбирался в город, ездил на родину на Украину. А теперь почти безвылазно один. «И любовь была, куда она делась. Да только какая дура в лес пойдет жить», - спрашивает Виктор, ковыряя пальцем стол.
За длинным рублём
Первое время вместе с Виктором работали еще три смотрителя. Трудились все, сменяя друг друга. Но потом сменщики по разным причинам разбежались, так он остался один.
Родился Виктор в селе Редьковка Репкинского района Черниговской области Украины. Говорит, что от родного села ничего не осталось - расселили после трагедии в Чернобыле. «У меня ведь два брата были. Несколько лет назад друг мне звонил, сказал, что старший отошел в мир иной. А другой в Израиле проживал - женился на еврейке. Что с ним — не знаю. Он еще мальчишкой бросил школу и уехал работать на шахты. Потом возвращался домой и снова уезжал. Помню, он на заработанные деньги купил часы и поспорил с другом, что они противоударные. Раз об стену ударил — не повредил, а потом как швырнет — разлетелись», - вспоминает Виктор.
Он окончил десять классов в поселке Любеч. Два года в армии, служил в небольшом немецком городке Ордруфе. В месяц получал 20 марок и 12 пачек сигарет. Германии толком и не видел. После демобилизации обустроился в Чернигове, работал каменщиком на заводе ЖБИ, вслед за другом переехал в Киев. Стал термистом.
«А потом слышу, авантюрист один бригаду на заработки набирает. Говорит, мол поедем в Тюмень. Пообещал кучу денег, по тыще в месяц. Думал, вернусь, куплю лодку, буду по Днепру на моторке гонять. Ага, до сих пор гоняю. Родители говорили, куда ты прешься. Но я ведь молодой
был, как остановить. Столько лет прошло, как вернуться обратно, - сам у себя спрашивает Виктор. - В Рощино можно было приехать, заплатить за билет 50 рублей 50 копеек, и через три часа ты уже в Киеве. Последний раз был там в 1980-х. Теперь напрямую не улететь».
Первое время Виктор Бобок работал на стройках Тюменской области: возводил утятники в Онохино, строил школы в Червишево и Бухтале. От напряженной работы на стройке начало шалить здоровье. Предложили стать смотрителем — согласился. За несколько лет сменил три места, и все в лесных сторожках. Жил в Нижнетавдинском районе. А в 2001 году пригласили сюда, в Ялуторовский район.
«Надоела стройка - хлопнула спина. Кирпичи стало тяжко таскать. Так и перешел в сторожа. Жил на озерах Сингуль, Кучак, у пожарников, охотников, строителей. С последнего места ушел - слишком людно было. Куда мне теперь из сторожей? Не уследишь - петуха пустят, и все, и нет ничего. Все махом спалится. Сколько домов егерских пожгли. Но я, конечно, не егерь. Егерь должен в лесу зверя считать, да охотников гонять. А я так - базу сторожу», - продолжил рассказ Виктор и позвал на экскурсию по окрестностям.
Рядом с его домом еще один, попросторнее. Когда-то в нем стояли кровати, висели шторы, а здание отапливалось. О былой роскоши напоминает лишь трюмо и чугунные батареи. Виктор говорит, что много раз эти охотничьи угодья перепродавали, и кто теперь хозяин, он не знает.
Идем к трактору. «Раньше ходил пешком 14 километров до деревни. Помню, печка дома не заладилась - дым повалил в комнату. А ночью комната стынет. Чего утра ждать? Собрался, взял нож и пошел в деревню за печником. Нашел, печку сладили. С трактором совсем другое дело жить, в деревню за хлебом и сгущенкой с кофе можно поехать, а не пойти. Пенсию хапнуть. Если закоротить контакты, то и телефон зарядишь. Он у меня выключен всегда, но иногда звоню».
Сашка и животные
К домику подъезжает внедорожник. Виктор спешит к нему. Рыбак Сашка сдвигает в сторону грязную посуду и какие-то коробки и достает из черного пакета на стол пять пачек сигарет, колбасу, холодец, сало, огурцы, несколько булок хлеба. Его товарищ Володя ищет спички, чтобы поставить чайник на черную от копоти и жира газовую плиту. К столу зовут и Виктора. Тот отмахивается и нервно достает сигарету.
Этот Сашка три года назад привез Виктору черную кошку Багиру, которая лежит на печи. По весне она ловит зайцев, говорят, размером с себя. Виктор как-то залез на крышу и нашел там несколько шкурок.
«Ладно заяц по земле бегает, но как она белку-то поймала? Кошка хорошая, меня от мышей спасает. Когда не было живности дома, только за зиму в бутылку из под шампанского поймал 93 штуки», - говорит он.
Когда-то Виктор держал кур, но их съела куница. Однажды зимовал поросенок. Но помнит он совсем других зверей. «Пурга у меня была, собачка и кот Кеша. Зимой собака войдет в дом, ляжет у порога, а кот ее начнет вылизывать. Дружно жили. А потом все. Похоронил их тут недалеко, - Виктор закуривает еще одну сигарету. - Что-то не охота другой собаки. Зайцы зимой под окном бегают. А сегодня иду на озеро, на дороге маленький гадюченок. Перешагнул и пошел дальше. Пусть живет. Еще зимой на озере жила стая волков. А рядом - кабаны дикие: свинья и пять поросят. Как-то раз я на лыжах вышел к озеру, вижу уже только следы трех хрюшек. Через пару дней уже двое осталось. А потом один. Пока всех не съели — не ушли отсюда волки».
Виктор признается, что несколько лет назад перестал охотиться — стало жалко животных. «Чем старше становишься, тем жальче. Весной, правда, убил селезня. Застрелил. Привез. Супчику сварил на костре. А потом думаю, вот зачем я убил. Он в гости прилетел, а я убил. Поставил ружье. И теперь стреляю в небо только в Новый год. Вот и вся охота у меня. Это когда в городе живешь, убить кого-нибудь хочется, а когда живешь рядом с ними - жалко. Кругом друзья», - задумчиво произносит он и добавляет, что никогда ни от кого не закрывает дверь.
Костыли
Есть у Виктора и своя традиция — встречать Новый год двумя выстрелами из ружья в небо и с бутылкой шампанского. Правда, прошлый
праздник проспал — откупорил алкоголь раньше положенного. В новый год как и во все остальные дни у него работает радио, а вот телевизор давно не смотрел. «Электричества нет. Да и зачем оно мне? На лампочку что ли смотреть?» - спрашивает он.
Прошлый год для Виктора был памятный: несколько раз ездил в Тюмень. В углу комнаты, обтянутые паутиной, стоят костыли. В прошлом году полез на охотничий буран и повредил ахиллово сухожилие. Зашивать повезли во ОКБ №2. Сам Виктор выбраться из глуши не мог — позвонил Сашке. «Я что, ненормальный болеть», - возмущается он и утверждает, что за все время болел один раз — простыл этим летом. Сушил траву, было жарко, вот и открыл окна. А ночью прихватило. Лечит себя Виктор травами, заваривает по рецепту травницы Лидии Суриной. Ее книгу только и хранит дома.
Правда, вспоминает еще случай, но там обошлось без экстренной помощи: купался в речке, хлебнул воды и потерял вставные зубы. Пришлось делать новые. Если ему нужна помощь, в первую очередь звонит Сашке. Ему позвонил, и когда у его беседки убили человека.
«В прошлом году, по весне, приехали знакомые, с которыми в бригаде раньше работал. Капалуху застрелили, ободрали, я пошел варить. Конечно, выпивали. Напарники поругались. Один ушел музыку слушать в машину, а другой подошел к нему и вставил нож в горло. Бах. Я закричал: «Что ты натворил!» Руки на голову и пошел к нему. Дурак. Он мог и меня пырнуть. Я в лес убежал. А что, ждать пока аппетит разгорится. Телефон в кармане как раз был. Звоню в деревню, мол, убийство. Выходил из леса, но душегуб мне снова сказал убираться. Судили его, я ездил на суд. Червонец дали. Ни с того ни с сего. Открывает дверь и как в стог сена бух ему. Я не успел испугаться, понял лишь, что в сонную артерию. Человека убил», - Виктор заканчивает историю матами, отмахивается и уходит к костру.
Кузьмич
Виктор, зажигая от костра одну сигарету за другой, шутит, что живет за границей. О том, что происходит в мире, узнает от гостей да из новостей по радио. Приемник в комнате включается первым. Раньше новости доносило «Эхо Москвы», а после того, как частота стала недоступна, - «Комсомольская правда» и «Вести ФМ».
«Ох, сегодня Соловейку слушал. Ему бы лет на 100 раньше родиться. Лев Давыдович ему бы сам маузер перезаряжал. А вообще, я тут все время один. К такой жизни я привык. А вот в городе дурею: там машины одни. Пешком только такие как я ходят», - рассуждает он.
Себя хозяином охотничьего кордона Виктор не считает. «Никак оно наше не бывает. Не мое это все. Мы гости тут, - закуривает еще одну сигарету и цокает языком. - Домой охота. К отеческим гробам. Как только сейчас туда? Родители в Редьковке лежат. Мать с 1915 года была, отец — с 1913. Больше ста лет было бы. Помню, мне четыре года, Сталин умер. С крыши уже капало. Отец пришел и говорит матери: «Топишь печь, ничего не знаешь. Рябый сдох». В деревне только одна учительница плакала. Остальные перекрестились».
Когда Виктора спрашиваешь о счастье, он хмурится. «Несчастным не чувствую. А счастливым? Как это? Меряется ли чем-то счастье это? Есть небо — счастье. А ночью на звезды гляжу: медведица движется, за год кружок сделала. Все ближе к свечке», - продолжает он и замечает, что тут ведь даже никуда не уйти. С двух сторон озера, с третьей - болото.
О переезде в деревню Виктор не думает: «Кто тебе предложит в деревне жить? Да и что делать в деревне? Тут можно тоже делать, что и в деревне».
На прощание сравнивает себя с Кузьмичом из фильма «Особенности национальной охоты». «Как-то так получилось, что в лес ушел. Понравилось в лесу. Человек ко всему привыкает. О чем в детстве мечтал — не помню. Я просто хотел стать. О чем можно жалеть вообще? Не жалею, ни зову, не плачу. Жизнь моя, иль ты приснилась мне? А вообще, что я копаюсь в своей голове? Я таких вопросов не задаю. Что есть, то и есть. Потому что — вот и все».
Елена Познахарёва, фото Павла Захарова
У-у-ух… Кажется, шишек и синяков после этой поездки прибавится. Считаем ухабы, подпрыгивая на каждом пригорке. Старенький пазик резво мчит из Тайшета в поселок Сереброво. Жарко. В салоне «аншлаг». Весело болтают студенты, видимо, возвращаясь на побывку из райцентра, женщины с тяжелыми сумками сонно и лениво поглядывают то в окошко, то на часы. Три часа в пути тянутся нудно и долго. Коллега давно видит десятые сны, убаюканная почти морской качкой. Мне же не сомкнуть глаз. Успеваю подумать обо всем. Какие они? Как встретят? Как примут? Будут ли рассказывать о себе? Не испугаются ли? Ведь столько лет прошло с той поры, когда Антипины купались в «таежной» славе.
В начале 2000-х об этом семействе не писал только ленивый. Еще бы! Отшельники, обосновавшиеся в лесу, в 12 километрах от ближайшего поселка. Большая семья - мать, отец и четверо детей…
Тряхнуло. Резко тормозит автобус - видимо, прибыли. С любопытством поглядываем в окно.
Я лихорадочно шарю глазами по толпе встречающих на станции. Пытаюсь понять, где Анна - та самая бывшая отшельница. Но «Агафьи Лыковой» не вижу.
Вы из «Комсомолки»?
Перед нами обычная деревенская женщина средних лет в светлом пальто и в сапогах на каблуках. Держит за руку хорошенькую девочку, откровенно и с любопытством рассматривающую меня.
Я Анна Антипина. Вернее, уже Третьякова …
Призрачный рай
Таааак, разговоры все потом, сначала за стол! - командирский голос Анны разносится по всему дому, переплетаясь с одуряющими ароматами, доносящимися из кухни. - Быстро мыть руки! Сейчас я вас хариусом угощу - сама наловила. Сети расставляю здесь рядом, на Бирюсе .
Столько мы не ели никогда! Кастрюля с дымящейся отварной картошкой и большая тарелка рыбы исчезли за считанные минуты. Кажется, такого ужина, как здесь, нет даже в самых дорогих мишленовских ресторанах.
Ну что, напоила вас, накормила. Теперь спрашивайте, - хитро улыбаясь, говорит Анна.
А мы только этого и ждали.
10 лет назад мы попали в рай, - шокирует нас странным признанием Анна. - Нам так казалось. Провести столько времени в домике в 6 м2 вшестером, а потом переехать в «хоромы», в цивилизацию… Не думать, как прокормить детей, где взять одежду… Когда мы вышли из леса, нам в помощи не отказывал никто: то продуктов принесут, то денег. Детей вот в школу сразу устроили. Сейчас вспоминаю, что пережили, только в кошмарных снах. Словно снова сижу в зимовье глубокой ночью, скрючившись на маленькой табуреточке. Все спят, а я подкладываю дрова в железную печку, чтобы, не дай Бог, огонь не потух…
Юная Лолита
Виктор Марцинкевич с диковинным отчеством Гранитович появился в поселке Коротково Казачинско-Ленского района, где жила 8-летняя Анна с матерью, внезапно, в 1975-м. Родители, которые жили в Смоленске , мечтали увидеть сына ученым с мировым именем. Молодой человек получил два высших образования, увлеченно занимался наукой. Но в какой-то момент все бросил, сжег паспорт, собрал вещи в походный рюкзак и ушел. Пробирался сквозь дикие леса без оружия, один. Искал свою «Факторию». Грезил чудесной страной, которую сам себе создал: без пагубной цивилизации, болезней и прочей людской «нечистоты». Утопичная школа естества, которую он гордо величал эковозвратом, должна была вернуть человека в естественную среду обитания. В этом он видел единственное спасение для «загнивающего» общества.
«Счастье жизни - в ее простоте» - вдохновенно пудрил мозги фанатик девочке, которая ловила каждое слово обожаемого отчима.
«Человек, стремись к естеству - будешь здоров!» - цитировала Аня слова Антипина одноклассникам и друзьям.
Это сейчас 48-летняя женщина с неохотой и стыдом вспоминает свое «знакомство» с отчимом. Неудобно перед детьми. Особенно младшими - школьницами Снежаной и Светой, дочками от второго брака.
Она придумывает им занятие в огороде, девчонки убегают на улицу и Анна продолжает:
Мы, ребятня, знали, что он приехал к нам с запада , ученый. Бегали к нему - он нам столько всего интересного рассказывал, да еще и хлебом кормил.
На минутку умолкает, как будто погружаясь в приятные воспоминания…
Такой красивый был, - смущаясь и краснея, выдает вдруг. - У него даже прозвище было Аленький. Он нравился всем женщинам в селе, а выбрал мою маму, которая была его старше. Даже фамилию ее взял - стал Антипиным.
Виктор Гранитович принял всех четырех детей как родных, но особенно выделял младшенькую - Анечку. Падчерица каждый вечер на протяжении нескольких лет слушала сказки о Фактории взахлеб, что несказанно умиляло «папу». «Семейные посиделки» закончились в тот момент, когда 16-летняя барышня забеременела. Так свой лозунг «Счастье жизни в ее простоте» успешно претворил в жизнь «учитель». Правда, когда по деревне пошли разговоры о юной Лолите, решил, что пора сказку сделать былью.
В поисках Фактории
Мы не сбежали: он - от уголовной ответственности, а я - от позора, как многие тогда судачили, - уверяет Анна Артемьевна. - Отправились на поиски Фактории. Мама обо всем узнала в последний момент, но поступила как мудрая женщина. Мы вместе сели в поезд, который шел на Дальний Восток. Она ехала в Читу , чтобы остаться жить у сестры, а мы - до конечной станции. Больше я маму уже никогда не видела…
На дворе был 1983-й. Аня и Виктор начали поиски чудо-страны в эвенкийской тайге, на севере Амурской области. Забравшись на 200 км вглубь леса, поселились в избушке. В тех дебрях Анна родила первенца - Северьяна. Младенец умер, не прожив и года.
И еще ребенок - тоже, - отводит глаза женщина. - Выжила только дочка. Роды отец (Анна не называет бывшего супруга мужем и даже Виктором. Только - отец. - Прим. ред.) всегда сам принимал. Пуповину перерезал - ловко у него получалось.
Имя старшей дочери Оленье, впрочем, как и остальным детям, тоже дал отец. В честь оленихи, спасшей ребенку жизнь. Зима 86-го была суровой, запасы провизии у Антипиных кончились. А ружья, чтобы на охоту ходить, не было. Виктор упрямо утверждал: «Брать нужно только то, что природа сама дарит. А человеку можно лишь капканы использовать».
От голода у меня молоко стало пропадать, - вспоминает мать. - И вдруг прямо рядом с нашей избушкой прошло стадо оленей. Отец сумел добыть одного. Я всю весну кормила дочку пережеванным мясом… А теперь вот она меня ругает, если в городе я ее окрикиваю Оленьей, - все же оборачиваются. Заставляет Аленой звать.
В 87-м Виктор, решив, что эвенкийская тайга явно не место для Фактории, убедил жену уйти в Якутию . Обещал, что уж там-то точно их ждет райский уголок. Правда, пока пара добралась, прошла семь кругов ада.
Чуть не погибли тогда. На Большом Секочамбинском пороге нашу лодку накрыла огромная волна. Мы как-то выплыли, - вспоминает Анна, - но все, что было с нами, утопло. Вылезли из воды, в которой еще льдинки плавали. Снег, помню, пошел такой пушистый. Мы забрались на крутую сопку, отлежались. Странно, даже не простыли.
Однако в Якутии неутомимый искатель лучшей жизни неожиданно осел в обычном поселке. Через 2 года Антипиных снова потянуло в дорогу. Они сбежали в тайгу, в Тайшетский район Иркутской области. Здесь Виктору пришлось ненадолго поступиться принципами и поработать с «этими существами», как он звал обычных людей, бок о бок. Он устроился в химлесхоз заготавливать лес и смолу. Семье выделили участок в бирюсинской тайге. Но через год предприятие развалилось, лесхоз начал вывозить работников из тайги. Только Антипин наотрез отказался эвакуироваться, радостно заявив: «Я свою Факторию нашел!»
Если бы жили вдвоем, то так бы в тайге и остались, - сейчас рассуждает Анна. - Но с детьми сложно. Не от хорошей жизни к людям вышли…
Сибирские просторы всегда были привлекательны для различного рода вольных людей, желающих жить вдали от основной цивилизации и общественных институтов. Да и сама по себе Сибирь была открыта вольными казаками, уходившими в те бескрайние дали в поисках свободы и независимости. Староверы, бежавшие от чудовищного преследования, находили своё пристанище в глухих таёжных регионах Западной и Восточной Сибири. При этом чем глубже они заходили, тем сильнее считалась у них вера. Чем более суровые условия их ожидали в сибирской пустыни, тем выдержанней и крепче они верили в Бога, уповая лишь на Его милость.
Отшельники были во все времена, в любом обществе когда-либо имелись такие люди, для которых свобода, независимость и вольная жизнь - это не просто слова, но нечто совершенно иное, чем для простого обывателя. Свобода и воля для таких людей - это то, что даёт им силы, что заставляет действовать, преодолевать преграды и невзгоды, бороться и не сдаваться. Это нечто, что сидит в их нутре, заставляя жить, то, ради чего вообще хочется жить.
Так получилось, что для общества отшельники выглядят чудаками, а зачастую вообще безумцами. Скудный быт, порой аскетические условия и общая суровость региона превращают отшельников в каких-то чудаков. Плюс к тому, зачастую имеет место религиозный фанатизм. Вроде бы, что вам всем не живётся-то нормально? Почему вас так тянет в глушь? Что там такого, мёдом что-ли намазано? - Не понимает обыватель.
Сибирские отшельники - особый вид людей. Отшельники проживают и в других регионах, в более тёплых. Однако отшельники Сибири интересны как раз именно всей этой суровостью и выдержанностью, которыми они обладают в избытке по сравнению с нами, городскими пижонами.
Староверы Лыковы
Самыми известными и интересными сибирскими отшельниками являются Лыковы. Про них уже много имеется различного материала, статей, фото, видеофильмов. История переселения Лыковых в Саянскую тайгу начинается в 30-е годы прошлого века, тогда несколько семей старообрядцев бежали от надвигающейся угрозы Советской власти. Но самыми суровыми староверами была семья Карпа Осиповича Лыкова, ибо Лыковы ушли дальше всех: по течению реки Большой Абакан - к устью Ерината. Состав семьи Лыковых: Карп Осипович - отец, Акулина Карповна - мать, Савин - сын, Наталья - дочь, Дмитрий - сын, Агафья - дочь.
Карп Осипович и Агафья Лыковы
Савин и Дмитрий Лыковы
Агафья Лыкова в наши дни
Агафьина деятельность
Лыковы жили в атмосфере крайней изоляции, имея лишь немногочисленные контакты с другими людьми, быт их был крайне аскетичным и простым. В 1978 году геологи случайно наткнулись на их заимку на реке Еринат - и весть о семье староверов разлетелась по всему Союзу в виде сенсации. Живя в атмосфере изоляции, Лыковы не имели иммунитета ко многим заболеваниям, и после встречи с людьми, пришедшими из посетить, все, кроме Агафьи, заболели и вскоре скончались. В крови Агафьи обнаружены антитела к клещевому энцефалиту и Боррелиозу. Агафья Лыкова, последняя ныне живущая из рода Лыковых, до сих пор проживает на этом месте. В разные времена к ней подселялись люди, жили какое-то время, помогали ей, но на сегодняшний момент она проживает одна в глухой саянской тайге. Самая известная отшельница.
Отшельник Виктор
Когда-то сибирский отшельник Виктор работал на барже в Красноярском порту, а сейчас проживает в небольшой избе на берегу Енисея, примерно в 55 километрах к югу от Красноярска. Свою избу он построил сам, как и обустроил весь необходимый быт. Виктор занимается ловлей рыбы, которой полно в Енисее, сбором дикорастущих растений, грибов и ягод, коими богата сибирская тайга.
Читает Библию и наслаждается одиночеством на фоне бескрайних просторов тайги. В 47 лет он бросил свою прежнюю жизнь и решил переселиться в тайгу. С виду слегка заурядный, но добрый человек.
Саянские отшельники
В Республики Тыва, в далеком Восточном Саяне в районе озера Дерлик-Холь на охотничей базе под началом Архимадрита Константина обосновались отшельники старообрядцы. В диких и труднодоступных местах, куда просто так еще и не дойдёшь (доедешь), они проживают уже около 8 лет. С верой в Господа и молитвами. Когда отшельники только заселили этот край, проходящие мимо охотники поначалу только посмеивались, пугали их комарами да медведями, но после многих лет таёжной жизни бывалые охотники сами начали просить совета у этих людей.
Матушка Анастасия, Архимадрит Константин и матушка Илария
Заготовка дров
Архимадрит Константин, ранее проживающий в Самаре, ушел в тайгу с другими людьми еще 8 лет назад, однако сейчас их осталось только трое - остальные вернулись в цивилизацию. Занятие у них традиционно таёжное: заготовка кедрового ореха, сбор дикорастущих растений, ну и, конечно, рыбалка. Щука, хариус, таймень, ленок. Постные блины на огарках восковых свечей и скудный рацион питания сибирских отшельников. Туристы и охотники иногда помогают им припасами, которые отшельники употребляют очень экономно, живут впроголоть. Одно время в газетах про них шла нехорошая молва, монахов обвиняли в различных делах, но ничего не подтвердилось. Людей вывезли вертолетом на большую землю, а сейчас журналисты утихли и не лезут в их жизнь.
Антипины
С 1982 по 2002 год семья отшельников Антипиных прожили в глухой сибирской тайге. Глава семейства Виктор Антипин (Марцинкевич) с детства мечтал жить на природе в её первозданном виде. Виктор уговорил свою 15-летнюю падчерицу уйти с ним в тайгу за сотни километров от цивилизации. У них родилось шестеро детей. Однако история отшельников закончилась печально. Виктор умер в 2004 году в тайге один от голода либо от простуды после того, как его семья покинула его.
Виктор Марцинкевич, не желая носить прежнюю фамилию, сменил её на фамилию жены - Антипин. По его мнению, приставка "Анти" в ней обозначала его взгляды как "против", т.е. противника цивилизации. Они поселились за 200 км от ближайшего населенного пункта в Эвенкийской тайге, в 1983 году у них родился сын Северьян, который вскоре умер от простуды. Через год родился еще один сын - Ваня, который умер от клещевого энцефалита в возрасте 6 лет. Зимой 1986 года родилась дочь, которую они назвали Оленья из-за того, что в эту лютую зиму Виктору удалось добыть оленя, который прокормил их.
Далее Антипины перебрались на Бирюсу, Виктор устроился на работу, семье выделили участок леса, где они выращивали овощи. После этого у них родились Витя, Миша и Алеся. Питались они добытым зверем, рыбой, орехами, ягодами, грибами, выращенными овощами. Одежду шили сами, перешивали из старой. Все дети умели читать и писать. Сейчас дети живут своей жизнь, работают.
Алтайские отшельники Наумкины
Под влиянием эзотерических воззрений семья Наумкиных, ранее проживающая в городе Бийске, в начале 90-х годов продали 2 квартиры и перебрались жить в алтайскую тайгу из-за того, что у отца семейства Александра Наумкина начались проблемы со здоровьем. В 1993 году у них родился сын Оджан. Наумкины проживают в землянке, оборудованной для постоянной оседлой жизни.
Наумкины
Оджан возле огорода
Питание отшельников "по-отшельницки" скудное: грибы, ягоды, овощи из огорода - мясная пища бывает нечасто. Наумкины вполне доброжелательны, без явного религиозного фанатизма. Журналисты Оджана прозвали Маугли, потому что он родился и вырос в лесу, однако образование, которое ему дали родители, не подтверждает это прозвище. В 2013 году они переехали в Приморье, 12 ноября 2013 года Оджан впервые получил Свидетельство о рождении, а на следующий день - паспорт. Родители не держат его и не заставляют жить в лесу. Оджан же сам не против жизни в городе, так же, как и в лесу. Как и отец, Оджан занимается рисованием.
Отшельник Юрий
В Куйбышевском районе Новосибирской области с 91-го года проживает отшельник Юрий Глущенко. Единственные соседи Юрия - три кошки и пес Борзик. Без религиозного фанатизма, обычный мужчина советской закалки проживает в труднодоступном месте среди болот и топей Западной Сибири. 25 лет он живет без благ цивилизации, питается таёжными дарами, грибами, ягодами, как и все таежные отшельники.
В избе полный порядок и чистота, небольшой чёрно-белый телевизор и электричество непонятного происхождения. Мобильник есть, но здесь он не ловит. Юрий присматривает за лесом, держит его в порядке - ведь это его родной дом. Весьма аккуратный и работящий человек, решивший уйти от общества по каким-то причинам. Говорят, из-за несчастной любви, но мы-то с вами знаем, что не из-за неё, а потому, почему и остальные отшельники уходят - из-за стремления к вольной, уединенной жизни, без суеты и городской грязи.
Якутский отшельник
В далекой Якутии вот уже около 25 лет проживает отшельником один человек. Имени его, увы, не узнал пока. Сейчас ему около 75 лет. Приехал в Якутию он в 1976 году для работы в артели, далее был арест и побег из камеры, в итоге был пойман и отсидел 10 лет. Как освободился, так осел там же. Сам по себе не уголовник, а скорее просто слегка хулиганистого склада ума (сидел за анашу). Был влюблён в местную якутянку, потом пытался застрелиться от несчастной любви, но гладкоствольное ружье дало аж 2 осечки за раз.
Рассказывает о своей жизни, на фоне избы и якутских лошадей
Заготовка питьевой воды
Весьма разговорчив и эмоционален, с большой аутентичной бородой. Лечит желудок одуванчиком, но при этом в избе имеются пустые бутылки Столичной. Живёт с молодой женщиной-якуткой, при этом бутыли от Столичной могут принадлежать ей, а не ему, поскольку говорил, что водку не пьёт. Традиционно для якутского крестьянина разводит лошадей якутской породы, которые не боятся сильных морозов.
Отшельники плато Путорана
На далеком севере, там, куда добраться не так легко, даже по сибирским меркам, на знаменитом плато Путорана проживают два отшельника: Борис Чевучелов и Виктор Шереш. В разных местах, на своих заимках. Борис работает на гидропосту от местной ГЭС, а Виктор на гидрометеостанции на реке Курейка. Удивительные люди: имеют семьи, но предпочитают жить и обитать в этих суровых местах плато Путорана.
Вольный охотник Виктор Шереш
Борис Чевучелов
Гидропост Бориса
Климат плато Путорана суров. Зимы холодные и длинные, лето дождливое и короткое. Горная местность с её безжизненными камнями вулканического происхождения. Лесотундра богата ягодой и зверем. Реки изобилуют рыбой. Хариус, таймень, голец, где-то щука и окунь, стаи тугуна и другой сибирской рыбы. Надеяться можно только на свои силы - Заполярье слабости не прощает. Помимо своих основных дел они занимаются пушниной и время от времени помогают с заброской туристам, прибывшим на плато Путорана. Отшельники стали главными героями документального фильма А. Свешникова "Люди плато Путорана".
