Шестьдесят лет назад, в октябре 1957 года, в год столетия со дня рождения основоположника теоретической космонавтики К. Э. Циолковского, началось практическое освоение космоса: был запущен первый искусственный спутник Земли. В сентябре нынешнего года прогрессивная общественность - позволим себе этот «старинный» оборот - отметила очередную дату со дня рождения Константина Эдуардовича. Однако многим наверняка хотелось бы узнать: а имеют ли сегодня ещё какое-то значение его идеи? И зачем вообще нам нужна астрономия?..

С этими и другими вопросами корреспондент журнала «Наука и жизнь» Наталия Лескова обратилась к академику М. Я. Марову , ведущему специалисту в области изучения Солнечной системы, сравнительной планетологии, природных и космических сред. Михаил Яковлевич возглавляет академическую комиссию по изучению научного наследия Циолковского и оргкомитет Циолковских чтений. Его стараниями (конечно, не только его) в школы с нынешнего года вернулась астрономия. К тому же в этом году вышла книга М. Я. Марова «Космос. От Солнечной системы вглубь Вселенной» , адресованная самому широкому кругу читателей - в первую очередь, молодым. В книге, как сказано в аннотации, в сжатой и популярной форме излагаются современные представления о космосе и населяющих его телах...

- Михаил Яковлевич, а смогут ли школьники понять вашу книгу?

Я старался объяснить достаточно сложные вещи простым языком. Формул там почти нет. Сложная только последняя глава. Там речь не только о космологии, но и о физике элементарных частиц, и о синергизме макро- и микромира. Мои коллеги дали книге очень высокую оценку. Надо сказать, задача у меня была совсем не простой. Всё-таки я схватился за материал неподъёмный - рассказать всё о космосе в одной книжке. Задумал сначала 300 страниц, потом получилось 500 с лишним. Виктор Антонович Садовничий прочёл книжку и пригласил меня на вновь созданный факультет космических исследований, сказав, что эта книга - то, что им надо. Факультет этот нацелен в том числе на подготовку специалистов уровня государственного управления, ведь космос - это недешёвое удовольствие.

- Если ваша книжка всё-таки сложновата, как думаете, по каким учебникам дети будут учиться и кто их будет учить?

Это хороший вопрос. Наверное, я консерватор, но, по моему мнению, нет ничего лучше, чем сделал Воронцов-Вельяминов.

- Но это же совсем старый учебник! В те годы ещё не был запущен первый спутник...

Верно, я сам по нему когда-то учился. Но астрономия существует более двух тысяч лет. Кстати, я недавно побывал на одном очень любопытном симпозиуме по археоастрономии. На меня некоторые вещи произвели очень сильное впечатление. Скажем, я знал, что определяющими для древних людей с точки зрения расширения их представлений о мире были повседневные нужды, такие как земледелие. Поэтому наблюдения вели прежде всего за Солнцем и Луной. Но для меня открытием стало то, что, используя совершенно примитивные каменные инструменты, они наблюдали очень интересные особенности в звёздных движениях, в том числе яркой звезды Веги, причём точность наблюдений составляла не градусы, а угловые минуты. Невероятно! И всё это благодаря очень хорошо обработанным кромкам камней, которые заменяли им мощные современные приборы.

Конечно, с тех пор мы ушли довольно далеко, но тем не менее осталось нечто незыблемое - любознательность, пытливость, мастерство человека, открывшего путь к звёздам. Это восхищает! В этом смысле Борис Александрович Воронцов-Вельяминов сделал главное - там основы. Безусловно, многое изменилось. Но фазы Луны не поменялись, и Земля, как ни стараются политики, продолжает вращаться вокруг Солнца. Всю остальную информацию можно брать из открытых источников - сегодня это не проблема.

А кто будет преподавать - пока это будут физики, как и было всегда. Разумеется, это должен быть хороший учитель, которому не лень вникнуть в астрономию. Астрономия всё-таки отдельная наука, имеющая свою специфику.

- 17 сентября исполнилось 160 лет со дня рождения Константина Эдуардовича Циолковского. Как вы считаете, насколько важна для нас эта личность? Ведь не секрет, что и сейчас находятся люди, в том числе в академической среде, объявляющие его сумасшедшим.

Я не случайно согласился возглавить комиссию по изучению научного наследия Циолковского и оргкомитет Циолковских чтений. У меня были великолепные предшественники. Первый состав оргкомитета возглавил академик АН СССР, дважды Герой Социалистического Труда, генерал-лейтенант артиллерии, заслуженный деятель науки и техники РСФСР Анатолий Аркадьевич Благонравов. Он и придумал эти Чтения. На протяжении многих лет научный форум возглавляли выдающиеся учёные страны - Бонифатий Михайлович Кедров, Всеволод Сергеевич Авдуевский. Судьба мне подарила великолепную возможность общаться и сотрудничать с Королёвым и Глушко. Они высочайшим образом ценили Циолковского и считали его вклад в развитие космонавтики бесценным. Так же, как Кондратюка или Цандера. Это наше наследие.

Академик Авдуевский был уже немолод и нездоров, когда обратился ко мне с просьбой заменить его на этом посту в 2001 году, и я долго не давал согласия, потому что ещё один рюкзак по узкой тропинке в гору - это тяжело. Но потом меня склонила к этому неизменный учёный секретарь комиссии Софья Аркадьевна Соколова. Это удивительный человек, и по уровню интеллигентности, и по преданности тому делу, которому она посвятила жизнь. Я сдался. И не пожалел. В том числе и потому, что это дало мне повод более глубоко познакомиться с работами Циолковского.

В моём представлении есть формула: идея интересная, но недостаточно сумасшедшая. Очень часто люди - генераторы свежих, прорывных идей - выламываются из общего представления об окружающем мире. Они могут сильно отличаться от остальных и не соответствовать их представлениям о «нормальности».

Я в жизни никогда не создавал кумиров, но и у меня их было несколько. В их числе - мой дорогой учитель Мстислав Всеволодович Келдыш, которому я во многом обязан своим местоположением в науке, это Пётр Леонидович Капица, от которого я тоже воспринял нечто очень для меня важное...

- И которому, кстати, приписывают высказывание, что наука - это то, чего не может быть. То, что возможно, - это технологии.

Совершенно верно. Мне довелось с ними общаться в неофициальной, домашней обстановке. И вы знаете, всех этих выдающихся людей можно было заподозрить в некотором сумасшествии. Не говоря уже о Ландау, чьи лекции я слушал. Как к нему могли относиться люди? У меня есть масса таких примеров. Если мы говорим о генерации идей, будь то наука о природе или другая духовная сфера: музыка, живопись или поэзия, - ведь наиболее выдающиеся, гениальные люди во всех этих областях отличались большими странностями. Они не укладывались в общие представления о рациональном отношении к миру.

С удивлением прочёл, что величайший мыслитель современности Альберт Эйнштейн незадолго до смерти сказал совершенно потрясшую меня вещь: «Только теперь, на пороге ухода в другой мир, я понимаю, почему столько людей на свете колет дрова. По крайней мере видишь результаты своей работы». Лучше не скажешь!

Возвращаясь к Циолковскому, могу сказать: очень неровная, неординарная личность. Но в основе, в фундаменте - абсолютно твёрдое отношение к выбранному в жизни пути, непоколебимая вера в самое лучшее будущее человечества и целый ряд прогнозов и сценариев, как этот выход в счастливое завтра осуществить.

Представьте - в девять лет после скарлатины он теряет слух, а это важнейший орган чувств! Замыкается в себе. Многие люди в таком состоянии совершенно теряются, не знают, как жить дальше, а я читал его записи о том, что ему это в какой-то мере помогло.

Недавно ушёл из жизни мой друг Володя Белецкий - один из создателей нашей теории ориентации спутников Земли, навигационных систем. Великолепный механик. Он почти не слышал. Как-то он мне сказал: «Вот эта отрешённость от внешнего мира, который часто тебя напрягает, раздражает и распыляет, даёт возможность сосредоточиться на по-настоящему важных для тебя задачах и кумулятивным образом продвигаться в своей области».

- Близкие вспоминали, что Циолковский часто не слышал то, что ему не хотелось слышать, то есть иной раз пользовался соей глухотой.

Совершенно верно. Есть люди с великолепным слухом, которые точно так же не слышат для них нежелательное. Это некоторое подобие субъективного идеализма: не существует того, чего я не знаю. Очень удобно. Такое сознательное самозаточение в своём мире.

Так вот. Циолковский трижды безуспешно поступал в Бауманское техническое училище. Казалось бы, ничего не получилось. Но он продолжал постигать науки. Я очень хорошо его понимаю. Всю жизнь человек учился, преодолевая многочисленные трудности. Ему не хватало фундаментального образования, и он это прекрасно понимал. Самообразование - это удивительная возможность, если человек хочет и может, чего-то добиваться. Циолковский был как раз таким. Он хватался за области, подчас для него совершенно новые. Известен хороший эпизод. Он начал заниматься физикой разреженного газа. У меня есть целый ряд работ в этой области, и я могу себе представить, каково ему было в одиночку всё это постигать.

Он написал работу и послал её в физический журнал. И ему ответил - кто бы вы думали? Менделеев! Прислал отзыв, что это очень интересно, но сделано 25 лет назад.

Циолковский был изолирован. Живя в Вятке, в Рязани, в Боровске, в Калуге, он фактически не имел доступа к научной информации. Наверное, для окружающих, для провинциальных обывателей, он казался сумасшедшим. Он выламывался из общего ряда! Ездил в Москву и просиживал там целыми днями в библиотеке. Тратил все свои скудные заработки на книги, научные журналы, инструменты. Над ним смеялись. Но именно он создал целый ряд совершенно фантастических, прорывных, гениальных работ, позволивших человечеству вырваться в космос.

Это свойственно многим людям: с высоты своего сегодняшнего образования, каких-то современных знаний снобистски судить о том, что сделал Циолковский. Я с огромным увлечением прочёл его «Грёзы о Земле и небе», а это работа 1896 года, «Исследование мировых пространств реактивными приборами»... Чтобы быть объективным, нужно поставить себя на место человека, отбросив собственный уровень познания мира на столетие назад.

- Это очень сложно.

Конечно, посмеиваться проще. Вот такая цитата из Сент-Экзюпери: «Посредственный ученик начального класса лицея знает о законах природы больше, чем Паскаль или Декарт. Но разве он может мыслить, как они?» Вот это и является главным определением. Сколько я встречаю людей образованных, продвинутых, неглупых - но что они сделали? Это обычно лишь пересказ уже имеющегося материала. Можно быть очень образованным человеком, особенно сейчас, когда есть Интернет. Но способен ли ты творчески мыслить? Вот основа того, чтобы судить о человеке.

- Но ведь не все работы Циолковского выдерживают критику.

Конечно, Циолковского есть за что критиковать. Например, его работы по термодинамике, на мой взгляд, довольно слабы. Но он пытался это делать. И, что бы о нём ни говорили, это был удивительно целеустремлённый человек. Он не просто перелопатил кучу литературы, чтобы прийти к определённым идеям, но и был настоящим творцом с золотыми руками. У него была великолепная мастерская, оснащённая им на свои кровные, где он мастерил модели дирижаблей, изобрёл гофрированные оболочки, предложил металлический самолёт и целый ряд других интересных вещей, причём его не сломили ни пожар, ни болезни, ни смерти собственных детей, ни постоянно подступающая бедность. Хотя, конечно, он всё это тяжело переживал. Но не было таких трудностей, которые смогли бы заставить его свернуть с выбранного пути.

Я думаю, он не случайно в конце концов пришёл к осознанию того, что человек не останется на Земле. Он, не зная уравнения Мещерского, самостоятельно вывел формулу движения точки переменной массы под воздействием тяги реактивного двигателя. Он предложил идею многоступенчатой ракеты - как он писал, «составных поездов», идею «ракет-пакетов», которую впоследствии высоко оценил Королёв. Очень интересна его идея дозаправки ракеты топливом в космосе. Он непрерывно что-то придумывал, фонтанировал идеями. Я часто говорю своим студентам: «Не бойтесь задавать самые глупые вопросы, делать нелепые предположения. Фантазируйте!». Это чрезвычайно важно. И он в этом смысле был удивительным фантастом. Вы посмотрите его наброски орбитальной станции. Предсказано даже, что ориентировать станцию можно маховичными системами, которые сейчас широко используются. Идей Циолковского, которые в его время многим казались бредом сумасшедшего, но сегодня нашли своё воплощение, великое множество.

- А какие из его идей представляются вам перспективными на будущее?

Например, фотонные ракеты. Сейчас в Америке заложен проект посылки нескольких мини-аппаратов к ближайшей звезде Проксима Центавра. Проект, кстати, оценивается в 10 млрд долларов. Эти аппараты должны ускоряться при помощи мощной наземной системы составных лазерных телескопов, которые будут попадать в зеркала отражателей этих космических аппаратов и разгонять их до скорости порядка 60 километров в секунду. И тогда есть возможность реализовать проект в более или менее реалистичное время. Ведь люди стремятся что-то сделать при жизни, и это естественно. Я дружил с нашим великолепным конструктором Георгием Николаевичем Бабакиным, и когда я его агитировал за один проект, который потом частично воплотился в американских «Вояджерах», аппаратах, посланных на периферию Солнечной системы, он спрашивал: «Так ты говоришь, сколько нужно лет?». Я говорю: «Одиннадцать, чтобы долететь до Плутона». Он отвечал: «Ну, это уже неинтересно, это после меня».

- А Циолковского это совсем не останавливало.

Да, и в этом тоже его исключительность. Так вот, в основе нового американского проекта - фотонные ракеты Циолковского. Или его знаменитые эфирные города. Что это такое? Это освоение ближайшего к нам окружения в виде крупных астероидов. Нужно ли там создавать поселения? Не уверен. На Луне - наверное, нужно, да и то вахтовым методом. Но он предложил это столетие назад, самым первым до этого додумавшись. Норберт Винер, отец кибернетики, говорил, что порочность большинства прогнозов заключается в слишком робком и примитивном осмыслении будущего.

Сейчас багаж научных знаний у человечества удваивается каждые десять лет. Это бешеная прогрессия. Если мы сами себя не уничтожим, что будет через сто лет? А через тысячу?

Эфирные города Циолковского, его размышления о том, как человечество может осваивать эти соседние миры, совершенно нетривиальны. Точно так же, как и его оранжереи. Он понимал, что невозможно тащить с собой тонны продуктов и воды, а надо всё это регенерировать. Для меня интересен и его подход к религии. Он был верующим человеком, но совершенно по-своему трактовал многие вещи и написал потрясающие комментарии к Евангелию. Или замечательная книжка «Гений среди людей», где он пишет о роли самородков, единичных созданиях цивилизации, которых надо беречь, потому что они движут человечество.

- Нашлись люди, которые за эти взгляды обвинили его в расизме и фашизме.

Да, он был в этом смысле евгеником. Но я считаю книжку очень полезной. Было бы неплохо почитать её руководителям разных рангов, хотя я сомневаюсь, что они читают книжки. Там много полезных, важных идей. Не стоит там искать следы фашизма - лучше поискать что-то продуктивное, а именно идею о поддержке тех людей, которые могут принести пользу своему народу. У нас же принято их не поддерживать, а травить.

Мне кажется интересным его подход к космизму - направлению философской мысли, ярким представителем которого наравне с Фёдоровым, Вернадским, Чижевским и многими другими он являлся. Это всё совершенно гениальные мыслители. И хотя я разделяю далеко не все подходы, но согласен с тем, что человек и космос - это две структуры, которые обречены двигаться навстречу друг другу. Человек должен развиваться интеллектуально, духовно и нравственно, чтобы стать «космическим» существом. Недостаточно просто придумать ракету - надо всё время расти над собой, и это полностью соответствует принципам ноосферы Вернадского. Это попытка выбраться из ограниченного мирка, в котором обитает большинство людей, в огромный мир космоса, осмыслив себя как личность, которая не только зависит от окружающего мира, но и сама влияет на него.

- В адрес Циолковского можно услышать также обвинения и в том, что его космические сценарии антиэкологичны. Что вы можете сказать по этому поводу?

Думаю, это не так. Дело в том, что сценарии освоения человечеством космического пространства у Циолковского носят долговременный характер, и судить, насколько их воплощение было бы экологично сейчас, неправильно. Что же касается природоохранных задач, то на этот счёт у него встречаются совершенно конкретные предложения, и часть из них мы сегодня «озвучили».

Вообще, вопрос экологической безопасности сегодня чрезвычайно актуален. Я считаю, что, прежде чем думать о колонизации Луны или Марса, надо навести порядок на родной планете. Потому что если мы не научимся жить в чистоте и порядке, то и ближний космос загадим так же успешно, как мы это делаем на Земле. Скоро мы начнём тонуть в том количестве мусора, который производит наша цивилизация. И это в том числе космический мусор.

Недавно я вернулся с конференции, посвящённой 80-летию НПО им. Лавочкина. Они сейчас создали кассеты, которые способны одновременно с одной ракеты запустить сотни спутников. Это, конечно, прорыв. Но это всё - дополнительный мусор и новая экологическая нагрузка, которая нас сегодня сильно беспокоит. Надо всё больше задумываться о том, что мы пьём, что едим, что оставляем после себя, потому что это всё вопросы не просто нашего здоровья - нашей жизни и безопасности. Когда говорят, что надо больше средств вкладывать в медицину, я отвечаю, что надо вкладывать средства в то, что исключает необходимость её использования. В экологию в том числе.

- В нынешнем году научные Чтения памяти Циолковского прошли в Калуге уже в 52-й раз. Как вы оцениваете их роль в научной и общественной жизни нашей страны?

Здесь я вижу наиболее продуктивную часть своей деятельности. Мы выпустили ряд трудов Циолковского, стараемся популяризировать его наследие. Это, наверное, нам удаётся. Ведь Чтения, которые проходят с 1966 года, сохраняют свою популярность и, что особенно радует, привлекают всё больше молодёжи. Я благодарен губернатору Калужской области Анатолию Дмитриевичу Артамонову, который нас поддерживает, и калужанам, которые чтят память о своём замечательном земляке. Ведь именно в этом городе прошла практически вся зрелая жизнь Циолковского. Продолжают работать все 11 секций, большой притягательностью пользуются пленарное заседание и симпозиум.

В различные годы на Циолковских чтениях выступали создатель и руководитель проекта первого искусственного спутника Земли Михаил Клавдиевич Тихонравов, видные учёные, главные конструкторы и деятели ракетно-космической техники Валентин Петрович Глушко, Василий Павлович Мишин, Владимир Павлович Бармин, Владимир Фёдорович Уткин и многие другие. В Калуге побывали практически все отечественные космонавты. Выступали на Чтениях и американские астронавты, в том числе Нил Армстронг и Эдвин Олдрин - члены экипажа «Аполлон-11», первыми из землян ступившие на Луну.

- Знаю, вы, в отличие от многих учёных, не очень-то надеетесь на контакт с братьями по разуму. Почему?

Мой друг академик Николай Кардашёв иногда меня спрашивает, не изменил ли я своё представление о внеземных цивилизациях. Он ведь большой поборник контакта. И я ему обычно трезво, может быть, излишне рационально говорю о своих представлениях. Когда-то под моей редакцией вышла книжка двух американских авторов в русском переводе «Поиски жизни во Вселенной». Я написал предисловие, где уподобил перспективы связи цивилизаций пузырям на луже, возникающим во время дождя. Эти перспективы ничтожны. Пузыри обычно лопаются, не встретившись со своим соседом. Не говоря уж о том, что сам факт образования жизни и её формирования до интеллектуального уровня совершенно уникален. Слишком ограничено, на мой взгляд, время существования цивилизаций, чтобы они успели найти друг друга.

- И всё же - космическое будущее человечества неизбежно?

С одной оговоркой: если человечество сохранится. Иного пути у нас нет. Космос - это понятие, которое граничит с бесконечностью. И когда мы говорим о том, что там по крайней мере 10 22 звёзд и у них есть планеты, то, с одной стороны, это перечёркивает малую вероятность существования жизни. Поэтому ищут, и ищут активно. А с другой стороны, если представить цивилизацию, возникшую несколько тысяч лет назад, - поймём ли мы друг друга? А миллион? То есть мало их найти - надо ещё понять, что мы там нашли. Поэтому мне кажется, надо сначала научиться понимать друг друга, а потом уже стремиться к контакту с другими цивилизациями. Надо сначала навести порядок на своей планете и в своей голове, а уж потом распространять своё влияние на космическое пространство. Хотя космос, повторюсь, - это судьба человечества, и Циолковский это остро чувствовал.

Лекция "Космические среды: Природа и модели". Лауреат Демидовской премии 2015 года академик Маров Михаил Яковлевич

Академик М.Я. Маров является крупным российским ученым, работы которого получили мировое признание. Его исследованиями заложено новое научное направление - механика космических и природных сред, на основе которого проведено изучение сложных процессов в космическом пространстве, на планетах и малых телах Солнечной системы.

Он внес крупный вклад в разработку новых разделов многокомпонентной радиационной гидродинамики, гетерогенной механики и механики неоднородных турбулентных сред, в развитие оригинальных модельных подходов к изучению кинетики неравновесных процессов в космическом пространстве и их приложение к решению ряда астрофизических и геофизических проблем. Им выполнены глубокие теоретические исследования взаимодействия энергичного излучения с разреженным газом верхней атмосферы Земли, включая многоканальные процессы фотолиза, ионизации, диссоциации и возбуждение атомов и молекул и сопровождающие их комплексы химических реакций. В становление этого нового раздела механики и физики космоса - планетной аэрономии - М.Я. Маровым внесен основополагающий вклад.

Источник: ras.ru

Академик М.Я. Маров: «ВЕРЮ В ПОТЕНЦИАЛ РОССИИ»

Первопроходство в изучении и освоении космоса и атомный проект - безусловно то, чем СССР, Россия по праву могут гордиться. Отечественные приоритеты в этих сферах, многие из которых сохраняются по сей день, не оспаривает никто, включая явных недоброжелателей. И все это большая, очень большая фундаментальная и прикладная наука, свершения которой до сих пор до конца не оценены, а творцы либо подзабываются, либо так и не получили достаточного общественного внимания. По-настоящему известны, да и то старшим поколениям, пожалуй, лишь главные действующие лица советских космической и атомной программ: Курчатов, Королев, Келдыш (или «три К», как называли их в свое время). Но рядом с ними трудились сотни высококвалифицированных специалистов, возникли десятки научных школ, без которых достигнутое было бы невозможным. И возрожденная Демидовская премия кроме всего прочего вот уже третий десяток лет напоминает стране их имена и дела. В разное время ее лауреатами стали «космические механики» Б.В. Раушенбах, Т.М. Энеев, астроном Н.С. Кардашев. Нынче этот спмсок по праву пополнил академик М.Я. Маров - ведущий российский специалист в области механики и космоса, в том числе изучения Солнечной системы, планетных исследований, космических и природных сред. Биография Михаила Яковлевича, по его собственному признанию, уникальна: он едва ли не единственный среди ныне живущих знал всех «трех К», тесно сотрудничал с С.П. Королевым, М.В. Келдышем, блестящей плеядой наших «космических» главных конструкторов. Его фундаментальные и прикладные достижения обрели мировое признание, что подтверждает количество и качество полученных наград. Среди них, помимо Ленинской и Государственной премии СССР, международная Галаберовская премия по астронавтике, редкий для иностранца диплом американского НАСА, премия Элвина Сифа (США) за пионерские исследования планет Солнечной системы, медаль Нордберга Международного Комитета по исследованию космического пространства (КОСПАР). И все же к Демидовской премии у него отношение особое. С этого начался наш обстоятельный разговор (интервью публикуется в сокращении).

СЕМЬЯ
И ПОСЛЕВОЕННАЯ ЛАТЫНЬ
- Уважаемый Михаил Яковлевич, прежде всего примите поздравления с премией. Какие чувства вы испытали, узнав, что стали демидовским лауреатом?
- Спасибо, для меня это огромное событие. Эмоции, которые я испытал, узнав о нем, пожалуй, соизмеримы с чувствами, пережитыми в 1970-м, когда мне присудили Ленинскую премию. Ведь это была высшая награда СССР, страны, которая меня «сделала» - воспитала, дала возможность заниматься наукой, приобрести огромное количество друзей и коллег, и я по-настоящему горжусь тем, что довелось жить в то замечательное время. Те же ощущения связаны и с премией Демидовской. Еще и потому, что, во-первых, она присуждается не чиновниками, а учеными, следовательно, это выбор не каких-то эшелонов власти и не менеджеров из соображений престижа. И я искренне благодарен Демидовским комитету и фонду за столь высокую оценку моего труда, ведь эту премию все чаще называют российской Нобелевской. Во-вторых, она дается не за какие-то отдельные работы, а за всю научную деятельность, которой человек занимался на протяжении жизни. Не хочу подводить окончательные итоги - у меня немало задумок, большие планы, великолепный коллектив единомышленников, и я надеюсь, что господь Бог даст мне возможность еще кое-что осуществить. Но сам факт того, что многое уже сделано, накоплено и отмечено, вызывает чувство огромного удовлетворения.- Воспитала, «сделала» вас, видимо, не только страна, но и родители, конкретные учителя, наставники. Всегда интересно, как формируется большой ученый, откуда его корни, как проходили детство, юность…
- Я родился в Москве, в семье далекой от науки. Отец мой Яков Семенович с Украины, из Черниговской области. Образования он имел техническое, но был человеком действия, «реальной политики», занимался партийной работой, потом воевал… А «вытягивала» меня в трудное послевоенное время мама Мария Ивановна, которой я беспредельно, бесконечно благодарен. Она окончила институт физкультуры, в 1930-е гг. была чемпионкой Москвы по гимнастике, преподавала в вузе. Но даже для такой сильной женщины испытания на ее долю выпали невероятные. Особенно тяжелыми были, конечно, военные годы…
Первый класс я окончил в эвакуации, в Удмуртии, в селе Бемыж. Окончил с похвальной грамотой, но честно говоря, на уроках мне там делать было нечего: читать, писать и считать я умел гораздо лучше остальных… Впервые же с учителями мне по-настоящему повезло, когда мы вернулись в столицу и я был зачислен в мужскую 330-ю среднюю школу - бывшую Елизаветинскую гимназию, которая вопреки всем советским нововведениям сохранила совершенно фантастический уровень образования. Не знаю, как это допускали в РОНО, но представьте себе: три года мы изучали латынь, последний год - римскую культуру. Помимо этого были логика, психология, основы риторики. До сих пор цитирую по латыни Горация и Вергилия. Вдобавок я оказался в особой, «элитной» мальчишеской среде, мы выпускали литературный журнал, и тогда мне думалось о совершенно другом будущем. Школу я окончил с золотой медалью, и на выпускных торжествах отец моего близкого друга Эдика заместитель министра юстиции СССР Владимир Иванович Ширвинский сказал: «А Мише я четко предрекаю юридическое поприще».

ДОРОГА
К АЭРОНОМИИ
- Как и когда в вашей биографии появилась определившая судьбу научная тематика? Многие ведь тогда бредили космосом…
- В моем случае все произошло достаточно случайно. Я стал студентом знаменитого Бауманского института (ныне МВТУ), на последних курсах стал серьезно заниматься наукой, довольно сложными проблемами нелинейных колебаний под руководством замечательного исследователя и педагога, главного редактора журнала «Механика» Александра Николаевича Обморшева. Он собирался взять меня в аспирантуру, но как раз когда подошло время приема, его не стало, и я согласился на распределение под Москву, в закрытый «почтовый ящик» который вскоре влился в знаменитое ОКБ-1 под руководством С.П. Королева - нынешнюю ракетно-космическую корпорацию «Энергия». Там я как специалист по колебательным процессам вначале начал заниматься ядерной физикой, имевшей самое непосредственное отношение к ядерной энергетике в космосе. Надо отдать должное дальновидности Сергея Павловича Королева, который уже тогда, вскоре после запуска первого искусственного спутника Земли (а это было начало 1958 года), думал о том, чтобы использовать ядерные источники в бортовой энергетике. Около двух лет я много времени проводил в Физико-энергетическом институте в г. Обнинске, где приобрел неплохие навыки физика-атомщика, и, наверное, занимался бы этим дальше. Однако в конце 1959 года я получил приличную дозу радиоактивного облучения, долго болел. К счастью, в дальнейшем сильно на здоровье это не сказалось, но врачи посоветовали уйти из экспериментальной физики, потому что повторное облучение было бы уже чревато более серьезными последствиями. После чего я и занялся собственно «космической» наукой, непосредственно связанной с механикой, под руководством замечательного ученого, академика Бориса Викторовича Раушенбаха.
- В 1994 году Борис Викторович стал одним из первых лауреатов возрожденной Демидовской премии…
- … и для меня огромная честь быть с ним в одном наградном списке. Мы ведь не только работали вместе, но и дружили. Это был замечательный человек с могучим интеллектом и огромным кругозором. В КБ Королева Раушенбах занимался системами ориентации и стабилизации космических аппаратов, и я тогда участвовал в разработке этих систем для лунных и планетных проектов. А дальше началась еще одна интересная полоса в жизни. Меня «приметил» очень известный в ракетно-космической отрасли человек - генерал Георгий Александрович Тюлин (он был, в частности, председателем Государственной комиссии по запуску Гагарина). Став заместителем председателя Госкомитета СССР по оборонной технике, он предложил мне работать с ним, а в те годы это расценивалось как приказ. Помню, я ему задиристо заявил, что мол, работа чиновника не для меня, и он ответил, что нужен не чиновник, а специалист по разбору причин аварий с космическими аппаратами, которых тогда было много. Меня перевели в Москву, и я начал летать с ним на наши ракетные полигоны - в Тюратам, он же Байконур, в Капустин Яр под Астраханью. Чтобы докопаться, почему произошел тот или иной аварийный запуск, взрыв на орбите или просто сбой в работе приборов, надо было очень глубоко «войти» в ракетную технику, много общаться с разными специалистами, чем я и занимался. А в 1962 году, когда президент Соединенных Штатов Кеннеди, уязвленный полетом Гагарина, объявил о «космическом реванше», то есть о том, что гражданин Америки должен первым ступить на Луну и вернуться обратно, между СССР и США началась «лунная гонка». Естественно, Тюлин привлек к этой проблематике и меня. В частности, мне довелось участвовать в очень крупном совещании на эту тему в Самаре, где собрались лучшие специалисты ракетно-космической отрасли страны. Там я познакомился с одним из отцов советской космической программы академиком М.В. Келдышем. И Келдыш неожиданно для меня предложил перейти к нему в Отделение Математического института им. Стеклова АН СССР, которое он возглавлял. Так с легкой руки Мстислава Всеволодовича в 1962 году из «ракетной» отрасли я перешел в Академию наук, что стало началом совершенно нового жизненного этапа и собственно тех научных занятий, которые продолжаю по сей день. Наконец появилась возможность поступить в заочную аспирантуру и обобщить накопленные материалы исследований. Я стал аспирантом Института физики атмосферы РАН, возглавляемого блестящим ученым академиком А.М. Обуховым, а моим непосредственным руководителем был профессор В.И. Красовский (не путать с патриархом математики, вашим земляком и тоже Демидовским лауреатом академиком Н.Н. Красовским, с которым у нас были прекрасные отношения). Валериан Иванович больше известен как пионер создания приборов ночного видения, но прежде всего он был «фундаментальный» физик и занимался верхней атмосферой Земли. И именно он прозорливо увидел ту основу, которая позволила мне начать исследования в новой научной области - физике и механике ближнего космического пространства.
- А что такое аэрономия, в становление которой вы внесли основополагающий вклад?
- Это и есть раздел науки о внешних газовых оболочках Земли и планет и граничащей с ними космической среде. До начала эры освоения человеком космоса считалось, что все, что выше стратосферы, куда летали первые аэронавты, - пустое пространство. Но потом выяснилось: там сильно разряженный газ, плазма, простирающаяся на многие тысячи километров от земной поверхности, и эти области пространства подвергаются прямому воздействию солнечного электромагнитного излучения в ультрафиолетовом и рентгеновском диапазонах длин волн и корпускулярного излучения - частиц так называемого солнечного ветра. Фотоны электромагнитного излучения и частицы солнечного света - протоны, электроны - взаимодействуют с разреженным газом верхней атмосферы, и в результате возникают процессы так называемого фотолиза, сопровождающиеся каскадами химических реакций. Такие процессы происходят на любой планете, имеющей атмосферу, и это невероятно сложная для изучения среда.
- Аэрономия - ваш термин?
- Нет, его автор - бельгийский ученый Марсель Николе. Но наши исследования в этой сфере стали действительно пионерскими. В начале восьмидесятых годов у меня вышла большая монография «Введение в планетную аэрономию», написанная совместно с моим учеником и коллегой А.В. Колесниченко. В ней и других работах впервые была развита теория процессов аэрономии, в основе которой лежат методы математики и механики, в том числе квантовой механики, но есть также химия, физическая кинетика и еще много чего. Это комплексные исследования, основанные на достижениях разных отраслей знаний и практическом опыте. Ими я занимался много лет, в том числе по конкретным заказам наших ведущих космических и других организаций. Потому что эта область - далеко не только теоретическая, она имела и имеет колоссальное прикладное значение, поскольку даже разреженная атмосфера оказывает тормозящее воздействие на полет спутника, его время жизни. Для сравнения: когда атмосферное давление у поверхности Земли падает на несколько процентов, то возникают ураганные ветры, ухудшается самочувствие метеозависимых людей. Там же, где летают спутники и космические аппараты - скажем, на высоте уровня трехсот километров, - плотность атмосферы в зависимости от солнечной активности меняется в четыре, пять раз, а еще выше - на порядки величины, резко изменяется температура. И от этого, разумеется, зависит время жизни орбитальных станций, спутников, без которых непредставима вся современная жизнь от бытовых нужд до обороны страны. Свои первые модели верхней атмосферы я разрабатывал именно для прогноза времени существования различных космических аппаратов, в том числе в период, когда начала обсуждаться стратегия «звездных войн». Здесь очень важно также понимание физики процессов взаимодействия с космическими аппаратами активных солнечных частиц, наводящих электрические заряды на их поверхности, влияющих на свойства материалов, способных нарушить работу электронных систем. На такой высоте, в условиях ионосферы, в пространстве, где преобладает плазма, - особая физика процессов, и она требует осмысления. Солнечный ветер очень сильно влияет на магнитное поле Земли и планет, и на них возникают геомагнитные штормы. В наших земных условиях это называют космической погодой, с которой связаны нарушения радиосвязи, сбои в работе радиолокаторов, электризация трубопроводов, выход из строя линий электропередач (блэкауты) и так далее. Короче говоря, аэрономия - неисчерпаемая область, проникновение в которую остро необходимо как в общенаучном плане, так и в сугубо прагматических целях.

ПРАВАЯ РУКА КЕЛДЫША,
ИЛИ ОПЫТ
РROJECT SCIENTIST
- Похоже, ваши теоретические изыскания всегда шли рука об руку с «практическим космосом»…

- М.В. Келдыш пригласил меня к себе в будущий Институт прикладной математики, вероятно, неслучайно. В большой степени его интересовал мой «ракетно-технический» опыт. А Мстислава Всеволодовича называли, как известно, Главным теоретиком нашей космонавтики. Именно ему, возглавлявшему Межведомственный научно-технический совет по космическим исследованиям при Академии наук СССР (МНТС по КИ), принадлежала ведущая роль в планировании и осуществлении советской космической программы. Так вот, вскоре после моего прихода он предложил мне стать ученым секретарем этого совета. И началась еще одна колоссальная по своей насыщенности полоса моей жизни, продолжавшаяся 16 лет. Много позже один из близких коллег, зная Мстислава Всеволодовича и его довольно крутой нрав, сделал мне шутливый комплимент: «В твою пользу говорит одно то, что он столько лет тебя терпел». И Келдыш действительно терпеть не мог несобранности, некомпетентности, нечеткости мышления и действий. Я очень быстро это понял и старался, что называется, соответствовать. До сих пор не представляю, как ему удавалось справляться с гигантским объемом задач, решавшихся в тесном контакте с Сергеем Павловичем Королевым, с замечательными главными конструкторами его команды - В.П. Глушко, Н.А. Пилюгиным, М.С. Рязанским, В.П. Барминым, В.И. Кузнецовым, А.Ф. Богомоловым, многими другими. Очень много общался, работал с ними и я - неслучайно меня называли иногда «правой рукой» Келдыша. И такое взаимодействие требовало постоянного «кругооборота» между чистой наукой и практикой, между теоретическим осмыслением и техническим решением сложнейших проблем, которые прежде не решал никто в мире.
Хорошо запомнился один эпизод того периода. Келдыш поручил мне осуществлять тесную взаимосвязь АН и МНТС по КИ с вновь созданным Конструкторским бюро выдающегося конструктора Георгия Николаевича Бабакина, на которое была возложена разработка автоматических лунных и планетных космических аппаратов. Это был на редкость плодотворный коллектив, прежде его возглавлял замечательный авиационный конструктор Семен Алексеевич Лавочкин, самолеты которого внесли громадный вклад в победу над фашизмом. Бабакин прожил короткую жизнь, но всего за 7 лет успел создать 16 уникальных космических аппаратов, осуществивших пионерские исследования Луны, Венеры, Марса. В 1966 году один из них («Луна 9») впервые совершил мягкую посадку на Луну, и возникла идея повторить этот успех на Венере. Меня вызвал Келдыш и сказал: «Займитесь этим проектом от Академии наук». Я тогда высказался в том смысле, что не очень разбираюсь в планетной тематике. А он посмотрел на меня исподлобья и говорит: «Научитесь!» И это «Научитесь!» осталось в памяти навсегда. Ведь так случилось, что я действительно без конца учился и учусь всю жизнь, в том числе и теперь, когда, казалось бы, кое-чего удалось достичь. А тогда не только учился новому, но и сутками пропадал на предприятии Бабакина, на полигонах, в Центре дальней космической связи. То есть, занимаясь космическими проектами, я много лет выполнял функции ведущего специалиста, каких на западе называют project scientist: ученый, осуществляющий связь между наукой и техникой.
- Выходит, практически вся ваша биография - непрерывная работа и учеба?
- Это действительно так, и я нисколько об этом не жалею. Подчас, когда другие люди наслаждались обычной жизнью, «светскими удовольствиями», я заставлял себя трудиться, и в конечном итоге часто наслаждался возможностью видеть результаты. Это то, что я называю преодолением. Постоянно углубляться в неизведанные области знания, открывать что-то новое - фантастическая, мало с чем сравнимая радость. У меня было много действительно счастливых моментов. Так, мне довелось провести первые прямые измерения в атмосферах Венеры и Марса, участвовать в работах, итогом которых стали успешные полеты наших космических аппаратов на Луну, Венеру и Марс, в том числе первая успешная мягкая посадка нашего космического аппарата «Марс 3», которую, кстати, долго замалчивали американцы. Еще мы очень долго готовились к тому, чтобы сесть на Венеру, получить первую панораму ее поверхности. И вот в 1975 году, когда в Центре дальней космической связи в Евпатории из примитивного по нынешним временам самописца ползла бумажная лента, на которой проступали контуры поверхности абсолютно не исследованной тогда планеты, мой близкий коллега, разработчик бортового телевизионного устройства Арнольд Сергеевич Селиванов вдруг сказал: «Послушай, а ведь до нас с тобой этого никто никогда еще не видел…» Такие моменты незабываемы, и ради них стоит жить. Мне впервые удалось измерить структуру и свойства облаков Венеры, участвовать с коллегами в создании аппарата, способного работать в течение двух часов в абсолютно экстремальных условиях на поверхности Венеры при температуре около 500 градусов Цельсия и давлении почти 100 атмосфер. Это выдающееся достижение, воплощение смелой инженерной мысли, которое не удалось повторить еще никому в мире. И это не столько предмет моей личной гордости, сколько осознание сопричастности сделанному в моей стране, стране с невероятным потенциалом, где живет огромное количество талантливых людей.
Исследования в различных направлениях окружающего космического пространства, разработка моделей процессов, происходящих в космическом пространстве и на небесных телах (планетах, кометах), привели меня к созданию по существу нового научного направления в механике - механики космических и природных сред. Результаты изысканий в этой области были использованы при создании проектов космических аппаратов, они отражены во многих научных работах, в том числе в авторских и написанных совместно с коллегами почти 20 книгах, изданных в таких престижных издательствах, как «Наука», «Бином», Kluwer Academic Publishers, Yale University Press, Springer. Но одна из них мне особенно дорога. Это книга, написанная совместно с М.В. Келдышем, - «Космические исследования». Ведь в опубликованных работах у Мстислава Всеволодовича почти не было соавторов, а это значит, что мне были оказаны высочайшая честь и доверие.

О ПОТЕРЯХ, ПЕРИОДЕ РАЗОЧАРОВАНИЯ
И ПОВОДАХ
ДЛЯ ОПТИМИЗМА
- В истории «советского космоса» были ведь не только победы, но и тяжелые потери, в том числе человеческие. Главный же кризис разразился, похоже, в последние годы существования СССР и после его распада. Как вы его пережили?
- Потерь было в самом деле немало, даже трагедий. Для меня огромной потерей стала смерть Раушенбаха, а настоящей трагедией для космонавтики, да и всей страны стал неожиданный уход из жизни в 1966 г. С.П. Королева, из-за чего, в частности, «сломалась» наша лунная программа. Буквально сгорел на работе Георгий Николаевич Бабакин. Колоссальной, невосполнимой утратой стала смерть в 1978 году М.В. Келдыша…
Вскоре после того, как его не стало, я решительно прекратил работу в Совете по космосу, несмотря на уговоры, и сосредоточился исключительно на науке. Мстислав Всеволодович всегда был для меня эталоном мудрости, профессионализма, отношения к делу, и я не видел среди его преемников людей, в полной мере отвечавших этим критериям. В 1980-е годы участвовал в проектах «Вега», «Фобос 88», но далеко не так активно, как прежде. А вскоре началась «перестройка» и за ней - разрушительные девяностые годы. Крушение потерпело большинство наших космических программ, планов, и у меня наступил период разочарования происходящим в стране. До такой степени, что я подал документы в американский фонд National Foundation for Еducational Research. Очень быстро меня «отобрали» для работы в США и предложили ряд возможностей. Я выбрал Северную Каролину, поскольку там можно было сочетать науку с педагогической деятельностью, к чему у меня всегда была склонность, и в январе 1994 года мы с женой туда отправились. Там я читал годовой курс лекций студентам-старшекурсникам, сильно «поднял» свой английский, руководил несколькими проектами и мог получить постоянный профессорский контракт.

- Многие об этом могут только мечтать…
- Да, но в моем случае продолжалось это недолго. При всех замечательных условиях жизни, высокой зарплате, многократно превышавшей российскую, мы с женой, возможно, в силу солидного возраста, ощущали некий дискомфорт от нового окружения, стиля жизни, культуры. Кто-то к этому адаптируется легко, но мы не смогли. А кроме того, меня постоянно забрасывали письмами, эсэмэсками коллеги по моему отделу в институте Келдыша - практически все мои ученики, к которым очень тянуло. И менее чем через два года, в 1995-м, мы вернулись обратно. Постепенно пошли договоры, гранты, в материальном смысле жизнь стала как-то налаживаться. Примерно тогда же я заинтересовался совершенно новым направлением исследований, где опять-таки суммировалось многое из сделанного прежде. Речь идет о проблемах происхождения и эволюции Солнечной системы и планетных систем у других звезд - экзопланет. Это глубоко междисциплинарная область - так называемая звездно-планетная космогония.
- …которая опять же потребовала познаний из других областей?
- Конечно. Вообще когда берешься за что-то новое, особенно в качестве руководителя коллектива очень способных людей, которые на тебя смотрят, ждут идей, конкретной помощи, ты просто обязан следовать заповеди древних: «Претендуешь – соответствуй!». И в этой увлекательнейшей области у нас уже есть интересные наработки, вышли книги. Пожалуй, эта тематика занимает сейчас основную часть в сфере моих научных интересов. В этом направлении, лежащем на стыке классической механики, астрофизики и космохимии, нашел свое концентрированное выражение новый раздел механики, о котором я уже упоминал - механика космических и природных сред. Непосредственно к нему примыкает еще одно направление механики, которым я очень увлекся, - турбулентность, причем не обычная, а турбулентность многокомпонентных реагирующих газов, что имеет большое значение при изучении проблем космохимии и космогонии. Одним словом, интересная, содержательная жизнь продолжается.
- Сегодня нашим ученым приходится осуществлять свои планы в контексте кардинальных реформ, когда роль Академии наук радикально меняется, а все институты перешли в ведение Федерального агентства научных организаций. Что вы думаете об этих реформах? И каково, на ваш взгляд, будущее отечественной науки?
- Увы, я с огорчением, а иногда и с возмущением отношусь к происходящему и, как и многие мои коллеги, не понимаю и не принимаю реформ в их нынешнем виде. Буквально на днях я подписал протест на имя Президента РФ против разрастающейся бюрократизации отечественной науки, которая приобретает немыслимые масштабы. Один пример. Не так давно по отделениям РАН была разослана бумага, где ученым предлагалось посылать чиновникам отчеты «на уровне, понятном человеку со средним образованием». Но ведь это же полная профанация специфики научного процесса, неуважение к самому статусу ученого! Каждый мало-мальски сведущий человек понимает, что наша задача по определению - добывать новые знания, а они не вписываются в программы не только средней, но зачастую и высшей школы, особенно в таких сложных предметах, как математика, механика, астрономия, планетология, где сама терминология требует особой подготовки. И примитивизация этого языка для профессионала унизительна, она выводит его за пределы профессии. Получается, либо наши новые чиновники от науки плохо учились, либо не представляют, чем и кем им доверено управлять. Возможно, они больше понимают в имуществе и, ради Бога, пусть этим занимаются, но оценивать качество науки им абсолютно противопоказано.
При этом я оптимист и верю в жизнеспособность и будущее отечественной науки - хотя бы исходя из собственного опыта. Расскажу одну показательную историю из своей педагогической практики. Вообще-то я уже закончил читать большие курсы лекций - тяжеловато в таком возрасте, но форму в этом смысле сохраняю. В Страсбурге есть Международный космический университет (ISU), с которым сотрудничаю больше четверти века. Его задача - готовить лидеров для космической отрасли, туда отбираются люди уже с полученным образованием, при этом там раскрепощенная, творческая атмосфера «мозгового штурма», студенты свободно общаются с преподавателями, ведут с ними разговоры «за жизнь». Я читаю лекции по некоторым разделам космических исследований. Помимо регулярной программы, университет организует летние сессии для студентов из более чем 40 стран мира. И вот во время такой сессии одна студентка из Таиланда, окончившая университет в Англии, задала мне вопрос: «Профессор Маров, а не хотели бы вы сейчас встретить своего Мефистофеля, который вернул бы вас, как Фауста, скажем, к тридцатилетнему возрасту?» И я ответил - ни за что! Я настолько благодарен своим родителям, судьбе за своевременное появление на свет, за приобщение к самому началу новой фантастической эпохи в развитии человеческой цивилизации, за возможность участвовать в удивительных проектах и открытиях, что поменять все это даже на молодость никогда не соглашусь.
И еще о будущем нашей науки. Я числю себя в сообществе ученых, которое по-настоящему хочет что-то сделать для страны. В России всегда было и остается множество неравнодушных людей, беспокоящихся за судьбу своей Родины, и есть большая надежда, что в конечном итоге власть нас услышит и направит ситуацию на разумные рельсы.
Наконец, последнее и, может быть, главное. В последние годы в институты РАН приходит все больше молодежи, сохранившей живой интерес к науке. В отличие от своих сверстников, сидящих в офисах, банках и перекладывающих бумажки, они не озабочены только бизнесом и набиванием кармана, они желают успеть что-то совершить в своей жизни, познать новое. И в этом смысле наша страна, которую я горячо люблю (неслучайно уехал из США), не перестает меня восхищать. Несмотря на пережитые войны, геноцид, социальные эксперименты и существующие проблемы, Россия сохранила культурный, научный генофонд, позволяющий воспроизводить мыслящих, талантливых, творческих людей. И когда я услышал от своего аспиранта, занятого решением сложной научной проблемы, вопрос: «Михаил Яковлевич, вы во мне еще не разочаровались?», то еще раз убедился: Россия выйдет из полосы невзгод, ее ожидает прекрасное будущее!

Вел беседу
Андрей ПОНИЗОВКИН
На с. 4 вверху: М.Я. Маров
с М.В. Келдышем, 1966 г., на с. 5 внизу - образцы лунного грунта, доставленного «Луной-16», в приемной лаборатории ГЕОХИ РАН.
26 сентября 1970 г. Слева направо, первый ряд: министр С.А. Афанасьев, Главный конструктор НПО им. Лавочкина Г.Н. Бабакин, председатель Госкомиссии Г.А. Тюлин, за ним справа - М.Я. Маров

Маров М.Я... Советские роботы в Солнечной системе. Технологии и открытия. (Soviet Robots in the Solar System. Mission Technologies and Discoveries) [Djv-29.6M ] Авторы: Михаил Яковлевич Маров (Mikhail Ya. Marov), Уэсли Теодор Хантресс, мл. (Wesley T. Huntress Jr.). Научное издание. Оформление переплета: Д.Б. Белуха.
(Москва: Физматлит, 2013)
Скан: AAW, OCR, обработка, формат Djv: Dmitry7, 2016

КРАТКОЕ ОГЛАВЛЕНИЕ:
Посвящение (5).
Предисловие (10).
Предисловие к русскому изданию (12).
Благодарности (15).
I. СЛАГАЮЩИЕ УСИЛИЙ: ЛЮДИ, ОРГАНИЗАЦИИ, ИНСТИТУТЫ, РАКЕТЫ И КОСМИЧЕСКИЕ АППАРАТЫ
Глава 1. Космическая гонка: первые на Луне, первые на Венере, первые на Марсе (19).
Глава 2. Ключевые участники (22).
Глава 3. Ключевые организации (44).
Глава 4. Ракеты (55).
Глава 5. Космические аппараты (76).
II. ОБЪЕДИНЕНИЕ УСИЛИЙ: ПОЛЕТЫ НА ЛУНУ, ВЕНЕРУ И МАРС
Глава 6. Освобождение от оков земного притяжения. Период: август 1958-сентябрь 1960 года (99).
Глава 7. Запуски на Марс и Венеру. Период: октябрь 1960-февраль 1961 года (118).
Глава 8. Новый космический аппарат, новые проблемы. Период: август 1961-ноябрь 1962 года (135).
Глава 9. Три года разочарований. Период: январь 1963-декабрь 1965 года (153).
Глава 10. Долгожданные успехи с Луной и Венерой. Период: январь 1966-ноябрь 1968 года (189).
Глава 11. Достижения космических роботов на фоне «Аполлонов». Период: декабрь 1968-апрель 1970 года (236).
Глава 12. Посадки на Луну, Венеру и Марс. Период: август 1970-февраль 1972 года (299).
Глава 13. Новые успехи с Венерой и неудачи с Марсом. Закрытие программы Н-1. Период: март 1972-декабрь 1973 года (344).
Глава 14. От Луны и Марса к Венере. Период: 1974-1976 годы (376).
Глава 15. Новые успешные полеты на Венеру. Период: 1977-1978 годы (402).
Глава 16. И снова на Венеру. Период: 1979-1981 годы (414).
Глава 17. Радиолокационная съемка поверхности Венеры. Период: 1982-1983 годы (430).
Глава 18. Исследования Венеры и кометы Галлея. Период: 1984-1985 годы (441).
Глава 19. Полет к Марсу и его спутнику Фобосу. Период: 1986-1988 годы (472).
Глава 20. Последнее усилие: «Марс-96». Период: 1989-1996 годы (499).
Глава 21. Советское наследие лунно-планетных исследований (523).
Приложение 1. Обозначения первых космических станций (533).
Приложение 2. Серии советских лунных и планетных космических аппаратов (КА) (535).
Приложение 3. Хронология автоматических лунных миссий (547).
Приложение 4. Программы исследования Марса (552).
Приложение 5. Программы исследований Венеры (555).
Приложение 6. Эпохальные события в исследовании космоса в XX веке (558).
Приложение 7. Программы планетных исследований в XX веке (562).
Приложение 8. Координаты районов спуска и посадки советских лунных и планетных космических аппаратов и последние измеренные значения параметров атмосферы (592).
Библиография (596).
Предметный указатель (603).

Аннотация издательства: Программа космических исследований в СССР началась и осуществлялась в первые десятилетия космической эры в обстановке холодной войны и жесткой конкуренции с США за обладание ведущими позициями в мире. Этот период отмечен выдающимися научными и техническими свершениями, достигнутыми благодаря исключительному таланту советских ученых и инженеров, создавших замечательные космические аппараты-роботы и получивших пионерские результаты мирового значения.
Данная книга содержит хронологически полный и объективный анализ этих достижений вместе со сложностями и неудачами при осуществлении технических проектов на фоне советско-американского соперничества в этой области. В книге приведено наиболее полное техническое описание советских лунно-планетных космических аппаратов, дан уникальный анализ программ исследований, технических решений и сценариев полетов, рассмотрены вопросы планирования космических миссий, достигнутые результаты и причины неудач, отражена глубина и техническое совершенство космических проектов, что позволило СССР занять лидирующие позиции в исследованиях Луны и планет автоматическими аппаратами во второй половине XX века.
Для широкого круга читателей, интересующихся проблемами исследования космоса.

Михаил Яковлевич Маров (род. 28 июля , Москва) - советский и российский астроном .

Биография

Родился в Москве, в 1958 окончил МВТУ . После окончания аспирантуры в работает с 1962 в АН СССР (с 1967 - заведующий отделом физики планет), профессор. Академик Российской академии наук (2008).

Основные труды в области экспериментальной планетной астрономии, изучения структуры, динамики, оптических характеристик и теплового режима планетных атмосфер . Один из инициаторов и научных руководителей многолетней программы исследования планеты Венера с помощью советских автоматических межпланетных станций серии «Венера». Принимал участие в осуществлении первых прямых измерений параметров атмосферы, определении значений температуры и давления у поверхности Венеры. Изучал термодинамическое состояние газа в атмосфере Венеры и выявил ряд важных динамических характеристик, связанных с проблемами теплообмена и планетарной циркуляции . Был участником комплексного эксперимента на спускаемом аппарате автоматической межпланетной станции «Марс-6 », на котором проведены первые прямые измерения параметров атмосферы Марса . В области физики верхней атмосферы (аэрономии) выполнил обширный цикл исследований по изучению структуры и динамики земной термосферы , где выявлен ряд новых эффектов и получены их количественные оценки. Предложил оригинальные подходы к моделированию структуры и физико-химических процессов в верхних атмосферах планет с использованием методов многокомпонентной радиационной гидродинамики и химической кинетики , а также к изучению неравновесных элементарных процессов с использованием статистических методов в решении кинетических уравнений. Автор книги «Планеты Солнечной системы» (1981). Принимал активное участие в работах, проводимых в рамках советской программы «Интеркосмос ».

Главный редактор журнала «Астрономический вестник», заместитель председателя Научного совета АН СССР по проблемам Луны и планет, председатель секции «Солнечная система» Астрономического Совета АН СССР (с 1985).

Награды

Напишите отзыв о статье "Маров, Михаил Яковлевич"

Примечания

Литература

Колчинский И. Г., Корсунь А. А., Родригес М. Г. Астрономы. Биографический справочник. - Киев: Наукова думка, 1986.

Ссылки

на официальном сайте РАН
, лектор Маров М. Я. (официальное видео , лекция в Московском планетарии)

Отрывок, характеризующий Маров, Михаил Яковлевич

Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.

С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.

Премия Просветитель

Zimin Foundation

«Космос. От Солнечной системы вглубь Вселенной»

Мы продолжаем знакомить вас с книгами, вошедшими в премии научно-популярной литературы «Просветитель» 2017 года. Сегодня это «Космос. От Солнечной системы вглубь Вселенной» М. Я. Марова. В ней последовательно и подробно описываются как объекты Солнечной системы, так и другие космические объекты и явления, лежащие за ее пределами. Предлагаем вам познакомиться с первой главой, в которой речь, естественно, идет о Солнце. Фрагменты других книг - участников премии, опубликованные на сайте N + 1 , можно найти .

Солнце как звезда. Общие свойства

Солнце - центральное светило, вокруг которого обращаются все планеты и малые тела Солнечной системы. Это не только центр тяготения, но и источник энергии, обеспечивающий тепловой баланс и природные условия на планетах, в том числе жизнь на Земле. Движение Солнца относительно звезд (и горизонта) изучалось с древних времен, чтобы создавать календари, которые люди использовали, прежде всего, для сельскохозяйственных нужд. Григорианский календарь, в настоящее время используемый почти повсюду в мире, является по существу солнечным календарем, основанным на циклическом обращении Земли вокруг Солнца. Визуальная звездная величина Солнца равна 26,74 m , и оно является самым ярким объектом на нашем небе.

Солнце - рядовая звезда, находящаяся в нашей галактике, называемой просто Галактика или Млечный Путь, на расстоянии 2/3 от ее центра, что составляет 26 000 световых лет, или ~10кпк, и на расстоянии ~25пк от плоскости Галактики. Оно обращается вокруг ее центра со скоростью ~220км/с и периодом 225–250 миллионов лет (галактический год) по часовой стрелке, если смотреть со стороны северного галактического полюса. Орбита является, как предполагают, приблизительно эллиптической и испытывает возмущения галактических спиральных рукавов из-за неоднородных распределений звездных масс. Кроме того, Солнце совершает периодические перемещения вверх и вниз относительно плоскости Галактики от двух до трех раз за оборот. Это приводит к изменению гравитационных возмущений и, в частности, оказывает сильное влияние на устойчивость положения объектов на краю Солнечной системы. Это служит причиной вторжения комет из Облака Оорта внутрь Солнечной системы, что ведет к увеличению ударных событий. Вообще же, с точки зрения различного рода возмущений, мы находимся в довольно благоприятной зоне в одном из спиральных рукавов нашей Галактики на расстоянии ~2/3 от ее центра.

В современную эпоху Солнце расположено вблизи внутренней стороны рукава Ориона, перемещаясь внутри Местного Межзвездного Облака (ММО), заполненного разреженным горячим газом, возможно остатком взрыва сверхновой. Как мы увидим в гл. 10, эту область называют галактической обитаемой зоной. Солнце движется в Млечном Пути (относительно других близких звезд) по направлению к звезде Вега в созвездии Лира под углом приблизительно 60° от направления к галактическому центру; его называют движением к апексу. Интересно, что, так как наша Галактика также перемещается относительно космического микроволнового фонового излучения (CMB - Cosmic Microvawe Background, см. гл. 11) со скоростью 550км/с в направлении созвездия Гидры, результирующая (остаточная) скорость Солнца относительно CMB составляет около 370км/с и направлена к созвездию Льва. Заметим, что Солнце в своем движении испытывает небольшие возмущения от планет, прежде всего Юпитера, образуя с ним общий гравитационный центр Солнечной системы - барицентр, расположенный в пределах радиуса Солнца. Каждые несколько сотен лет барицентрическое движение переключается от прямого (проградного) к обратому (ретроградному).

Солнце сформировалось примерно 4,5 млрд лет назад, когда быстрое сжатие облака молекулярного водорода под действием гравитационных сил привело к образованию в нашей области Галактики переменной звезды первого типа звездного населения - звезды типа T Тельца (T Tauri). После начала в солнечном ядре реакций термоядерного синтеза (превращения водорода в гелий) Солнце перешло на главную последовательность диаграммы Герцшпрунга–Рассела (ГР) (см. гл.6). Солнце классифицируется как желтая карликовая звезда класса G2V, которая кажется желтой при наблюдении с Земли из-за небольшого избытка желтого света в ее спектре, вызванного рассеянием в атмосфере синих лучей. Римская цифра V в обозначении G2V означает, что Солнце принадлежит главной последовательности ГР-диаграммы. Как предполагают, в самый ранний период эволюции, до момента перехода на главную последовательность, оно находилось на так называемом треке Хаяши, где сжималось и, соответственно, уменьшало светимость при сохранении примерно той же самой температуры. Следуя эволюционному сценарию, типичному для звезд низкой и средней массы, находящихся на главной последовательности, Солнце прошло примерно половину пути активной стадии своего жизненного цикла (превращения водорода в гелий в реакциях термоядерного синтеза), составляющего в общей сложности примерно 10 млрд лет, и сохранит эту активность в течение последующих приблизительно 5 млрд лет. Солнце ежегодно теряет 10 -14 своей массы, а суммарные потери на протяжении всей его жизни составят 0,01%.

По своей природе Солнце - плазменный шар диаметром приблизительно 1,5 млн км. Точные значения его экваториального радиуса и среднего диаметра составляют соответственно 695 500 км и 1 392 000 км. Это на два порядка больше размера Земли и на порядок больше размера Юпитера. Средний угловой размер Солнца при наблюдении с Земли равен 31 59 и изменяется в пределах от 31ʹ 27ʹʹ до 32ʹ 31ʹʹ, а наклон оси вращения к эклиптике 7,25°. Солнце вращается вокруг своей оси против часовой стрелки (если смотреть с Северного полюса мира), скорость вращения внешних видимых слоев составляет 7 284 км/час. Сидерический период вращения на экваторе равен 25,38 сут., в то время как период на полюсах намного длиннее - 33,5 сут., т.е. атмосфера на полюсах вращается медленнее, чем на экваторе. Это различие возникает из-за дифференциального вращения, вызванного конвекцией и неравномерным переносом масс из ядра наружу, и связано с перераспределением углового момента. При наблюдении с Земли кажущийся период вращения составляет приблизительно 28 дней.

Дифференциальное вращение влияет на структуру магнитного поля и, в частности, приводит к закручиванию магнитных силовых линий. Петли магнитного поля, проецируемые к поверхности Солнца, вызывают солнечные пятна и протуберанцы. По существующим представлениям, за генерацию солнечного магнитного поля ответственна разновидность магнитного гидродинамического динамо, сочетающего взаимодействие полоидального и тороидального полей во внутренней конвективной зоне Солнца. С механизмом динамо связан 11-летний цикл солнечной активности и изменение полярности магнитного поля Солнца каждые 11 лет.

Фигура Солнца почти сферическая, ее сплюснутость незначительная, всего 9 миллионных долей. Это означает, что его полярный радиус меньше экваториального только на ~10 км. Масса Солнца равна 1,99x10 33 г (~330 000 масс Земли), а средняя плотность составляет 1,41г/см 3 (почти в 4 раза меньше плотности Земли). Солнце заключает в себе 99,86% массы всей Солнечной системы. Ускорение силы тяжести (на экваторе) g=274,0 м/с 2 (27,94g E), вторая космическая скорость V e = 617,7 км/с (в 55 раз больше, чем для Земли).

Эффективная температура солнечной «поверхности» (T eff = 5 777 K) относится к видимому слою - фотосфере, в то время как температура в центре ядра ~1,57x10 7 K, а температура внешней атмосферы (короны) ~5x10 6 K. При столь высоких температурах газы находятся в плазменном состоянии. Фотосфера, в основном, ответственна за все испускаемое излучение, поскольку газ, находящийся выше фотосферы, слишком холодный и слишком разряженный, чтобы излучать существенное количество света. Яркость Солнца огромна, она составляет 3,85x10 33 эрг/с и примерно соответствует планковскому излучению черного тела при температуре ~6 000 K.

Спустя примерно 1 млрд лет после выхода на Главную последовательность (по оценкам между 3,8 и 2,5 млрд лет тому назад) яркость Солнца увеличилась примерно на 30%. Совершенно очевидно, что с изменением светимости Солнца напрямую связаны проблемы климатической эволюции планет. Особенно это касается Земли, температура на поверхности которой, необходимая для сохранения жидкой воды (и, вероятно, происхождения жизни), могла быть достигнута только за счет более высокого содержания в атмосфере парниковых газов, чтобы компенсировать низкую инсоляцию. Эта проблема носит название «парадокса молодого Солнца». В последующий период яркость Солнца (также как и его радиус) продолжали медленно расти. По существующим оценкам, Солнце становится приблизительно на 10% ярче каждые один миллиард лет. Соответственно, поверхностные температуры планет (включая температуру на Земле) медленно повышаются. Примерно через 3,5 млрд лет от настоящего времени яркость Солнца возрастет на 40%, и к этому времени условия на Земле будут подобны условиям на сегодняшней Венере.

В настоящее время количество энергии, приходящейся на единицу площади поверхности Земли (солнечная постоянная, относящаяся к верхней границе атмосферы), составляет 1 368 Вт x м 2 , или ~2 кал x см -2 x мин -1 . Это примерно одна миллиардная часть мощности солнечного излучения. В течение 11-летнего солнечного цикла (см. ниже) солнечная постоянная изменяется незначительно, в пределах ~0,2%, хотя существенно изменяется спектральный состав излучения, прежде всего в УФ- и рентгеновском диапазонах длин волн. Эти небольшие в энергетическом отношении диапазоны оказывают решающее воздействие на состояние верхней атмосферы и околопланетного космического пространства. Атмосфера и облака ослабляют солнечный свет почти экспоненциально, и количество энергии, достигающей земной поверхности, почти на 30% меньше (~1 000 Вт/м 2 , чем при ясной погоде и когда Солнце находится вблизи зенита.

К концу своей жизни Солнце перейдет в состояние красного гиганта. Водородное топливо в ядре будет исчерпано, его внешние слои сильно расширятся, а ядро сожмется и нагреется. Водородный синтез продолжится вдоль оболочки, окружающей гелиевое ядро, а сама оболочка будет постоянно расширяться. Будет образовываться все большее количество гелия, и температура ядра будет расти. При достижении в ядре температуры ~100 миллионов градусов начнется горение гелия с образованием углерода. Это, вероятно, заключительная фаза активности Солнца, поскольку его масса недостаточна для начала более поздних стадий ядерного синтеза с участием более тяжелых элементов - азота и кислорода (см. гл. 6). Из-за сравнительно небольшой массы жизнь Солнца не окончится взрывом сверхновой звезды. Вместо этого будут происходить интенсивные тепловые пульсации, которые заставят Солнце сбросить внешние оболочки, и из них образуется планетарная туманность. В ходе дальнейшей эволюции образуется очень горячее вырожденное ядро - белый карлик, лишенный собственных источников термоядерной энергии, с очень высокой плотностью вещества, который будет медленно охлаждаться и, как предсказывает теория, через десятки миллиардов лет превратится в невидимый черный карлик.

Читайте подробнее:
Маров М. Я. Космос. От Солнечной системы вглубь Вселенной. - М.: Физматлит, 2016.